Сумка Vionnet Mosaic от Гога Ашкенази

Где теперь Гога Ашкенази и чем занимается 16944–>

Несколько лет назад персона Гаухар Беркалиевой была одной из самых обсуждаемых не только в Казахстане, но и в мире. Женщина более известна широкой аудитории под именем Гога Ашкенази. Сейчас ажиотаж притих, но Ашкенази все равно остается интересной личностью.

Владелица модного дома Vionnet, светская львица, ведущая роскошный образ жизни, показала изданию Тatler.ru, как она живет сейчас.

В миланском саду Гоги Ашкенази живут утки. Они облюбовали бассейн во внутреннем дворе палаццо и чувствуют себя как дома.

На дереве висит скворечник, который хозяйке подарили сотрудники принадлежащего ей модного Дома Vionnet. В Лондон и Париж, в Москву и Астану Гога летает на своем самолете, зато в соседний офис Vionnet ходит пешком или ездит на велосипеде. Ну как ходит – когда этот номер сдавался в печать, она взяла и ликвидировала свой фэшн-бизнес.

– Мы полностью реорганизуем производство, сохранив его в Италии, и будем развивать сотрудничество с ремесленниками, – объявила Гога.

У нее новая мода: осмысленное потребление, забота об экологии, этика люкса. Сейчас этим озабочены все большие марки, озабочена и казахская красавица с миланской улицы Бильи. После возрождения (обещают, что всего через сезон, максимум два) Vionnet перестанет устраивать шоу на Неделях моды и будет разрабатывать «концептуальные коллекции». По зеленой моде переделают и магазин на парижской рю Франсуа Премье.

– Эта планета уже не будет такой, какой я ее помню, – говорит Гога. – Если мы не остановимся, все кончится очень плачевно.

Свой миланский дом Гога нашла несколько лет назад, когда решила перебраться из Британии в Италию.

– Я год вживалась в Италию. Начала с Флоренции. Чтобы изучить историю искусств.

В Лондон, Париж, Москву Гога летает на своем самолете, зато в офис Vionnet ходит пешком. У нее новая мода: этика люкса.

О жизни Гоги во Флоренции рассказывают сказки.

– Флоренция – мой самый любимый город, – говорит Гога. – Я бы могла в нем жить и дольше. Париж прекрасен, но я не могу оставаться там, где нечего делать. Бывший владелец Vionnet Маттео Мардзотто организовал все производство в Италии. В Париже только представительство. Там – моральный центр, а здесь, в Милане, – все самое главное. Надо быть здесь.

Те, кто считает, что Милан скучен, что Милан – не Италия, а наполовину Швейцария, никогда в нем не жили. Когда ты приезжаешь в Милан ненадолго и бегаешь по магазинам Монтенаполеоне и показам, ты толком не понимаешь, как он по-настоящему устроен. Это город-интроверт, в котором на узких улицах много больших ворот с маленькими дверцами. И как раз за этими дверцами находится настоящий Милан, который жители приберегают для себя и не пускают в него посторонних. Недаром на скучной улице Бильи висит доска про пять дней Миланского восстания – здесь повстанцы договорились погнать австрийцев Радецкого, и никто из иностранцев про это не прознал. Во дворах-то и зреют самые тайны.

Палаццо XVI века, принадлежавшее любителю искусств графу Франческо Таверне, Гога сняла у миланской аристократки. Четыре этажа. Где-то на верхнем – квартира хозяйки дома, отдавшей во владение пришельцам свой дом и сад с бассейном.

– Я выбрала дом именно потому, что увидела сад за огромными окнами. Искала много месяцев, жила в отеле Bvlgari, каждый день ездила смотреть дома, и ни один мне не нравился. А когда вошла сюда, поняла, что он – для меня.

Ее гостиная никак не похожа на гостиную, в которой гости гостят. Огромный диван-матрац из подушки-трубы, напоминающей ярко-синюю анаконду, – работа бразильских братцев Кампана.

Ковер с разноцветными кругами работы Вернера Пантона – словно таблица, которую показывают врачи, чтобы проверить, все ли в порядке у вас с головой. Диван бирюзового цвета – Sherazade Франческо Бинфаре для Edra с разбросанными по нему треугольными подушечками, на которые не опереться. Красный диван-раковина, в котором можно сколько угодно раз рождаться из пены морской прямо по Боттичелли.

По соседству стоит черный рояль. У рояля – огромное футуристическое кресло-шар Эро Аарнио, в котором можно либо прятаться, либо обниматься.

– Да, – смеется Гога, – вещей много, а присесть как следует негде, но у меня в гостях не отсиживаются.

Хорошая художественная коллекция. Прямо замечательная. Живая. В Лондоне, где с мамой живут ее мальчики – старший Алан и младший Адам, – выбор работ, как говорит Гога, построже. А здесь можно и оторваться, украсив стены хулиганками Трейси Эмин или Синди Шерман.

На второй этаж мы поднимаемся по лестнице, ступени которой меняются от ярко-красного к светлому, разбеленному. Второй этаж – личное пространство. Там много света и гораздо меньше цвета. Собственная спальня Гоги – светлая, белая, с двумя картинами на стенах.

Соседняя комната превращена в гардеробную, и не простую, а двухэтажную: высота дворцовых потолков вполне позволяет. Шкаф гардеробной – такое же произведение искусства.

Дальше – проход в гостевую квартиру.

Гога Ашкенази – советская девочка. Гаухар Беркалиева родилась в год московской Олимпиады в казахском городе, называвшемся тогда Джамбулом. Но росла уже в Москве. Папа стал членом ЦК КПСС, семья переехала в столицу, жизнь была прекрасной.

– Мы жили в Новых Черемушках, в кирпичном доме, его называли «Дворянское гнездо». Но какие же мы дворяне?

Ну и московское метро – самый что ни на есть глоток свободы.

– Меня учили музыке. Я, когда не было родителей, сама поехала в библиотеку, взяла пластинку Бетховена. Третья симфония, слушаю. Мама приходит. Спрашивает: «Откуда взялась эта пластинка?» Я говорю: «Мама! В Республиканской детской библиотеке». Она говорит: «Дочка! А как ты попала туда?» – «Я туда поехала на метро!» – «Так ты ездишь на метро?!» Я говорю: «Да! Взяла и поехала на «Октябрьскую»! А что такое? В чем проблема?!»

Курс Гоги в жизни был прямым и ясным, как линия метро. Круглая отличница, музыка, спорт, языки.

– Старшая сестра училась в МГИМО, меня направляли туда же.

Но в двенадцать Гогиных лет не стало ЦК вместе с КПСС, и девочку отправили в Лондон («Закинули в Англию», – смеется она).

– Папа учил меня всему. Когда мы садились играть в шахматы, он говорил: «Гогочка, ты хочешь выиграть или проиграть и во сколько ходов? Пятнадцать? Хорошо. Он делал ровно пятнадцать и, когда назревал мат, говорил: «Ничья!» «Ну как ничья, папа? Тут же мат». – «Какой мат? Неужели я встану из-за стола, выиграв у своей дочки?» Когда я поехала в Англию, он сказал: «Гогочка, я тебя научу драться. Помни, в драке побеждает только тот, кто идет до конца. Но сначала он сделает все, чтобы драки не было». С тех пор я делаю все, чтобы драки не было. А потом иду до конца, как тот гиппопотам.

История Гоги – история для романа, даже десятка романов. Авантюрных и любовных. Ее сравнивают с девушкой Бонда, и не только потому, что она метко стреляет. Но о романах мы не будем говорить, на то есть интернет. «Со всеми бывшими мы друзья», – говорит она. Этого достаточно.

– Представить невозможно! – соглашается Гога. – Родилась в Казахстане, росла в Москве, училась в Англии, вышла замуж за американца, родила от казаха – и вот, переехала в Италию. Столько узнала, сколько еще узнаю! Мне очень нравится мой возраст. Как будто глаза открываются, хотя тело не стареет – спасибо азиатским корням. И спасибо маме, которая занимается детьми, я за них спокойна. Она их правильному учит.

Полный материал можно посмотреть здесь.

Гога Ашкенази: «В мире так много людей. Для “империи” Vionnet точно хватит»

Гога занимается брендом Мадлен Вионне шесть лет, но говорят про нее намного дольше. Будучи девушкой из очень обеспеченной семьи, она сначала стала главной звездой лондонских таблоидов (когда училась в Оксфорде), потом за ними подтянулись казахстанские и русскоязычные медиа. А дальше уже все светские издания, которые с упоением следили за романами Ашкенази. Инфоповодов хватало и когда Гога занималась нефтяным бизнесом — точнее, их даже прибавилось.

Апогей случился в 2012-м, когда Гога купила парижскую марку Vionnet с вековой историей, на тот момент практически разорившуюся. Это обсуждали уже вообще все: новые деньги в камерной французской моде. Особый скепсис вызвало решение Ашкенази возглавить отдел дизайнеров и заняться непосредственно созданием коллекции.

Шесть лет спустя таблоиды не утихают, но Гогу это, кажется, не смущает. Вчера она прилетала в Москву, чтобы представить тут свою капсульную коллекцию, созданную совместно с художником Марком Куином из переработанного океанического мусора. По случаю ее визита шеф-редактор lofficielrussia.ru Настя Полетаева поговорила с ней о ее жизни в Vionnet и о жизни бренда при ней, об экологии и о сплетнях. И еще немного обо всем.

See also:

«Важно поймать состояние потока, и оно будет служить компасом на пути к счастью»

Настя Полетаева: Я очень рада с вами познакомиться, потому что слежу за тем, что у вас происходит с 2012 года, когда вы пришли в Vionnet. Помню, что тогда говорили. И как в итоге все прекрасно получилось.
Гога Ашкенази: На самом деле, некоторые отзывы тогда меня ранили. Особенно те, которые были про меня лично. По-хорошему, обсуждать надо было коллекции: у меня над ними работает больше ста человек. А тогда выходили рецензии, где писали страницу про меня и абзац про коллекцию. Не знаю, я сама не нравилась или не нравилось, какой у меня бэкграунд. Это все не должно иметь значения. Как говорит моя мама, ты не доллар, чтобы всем нравиться. Моему характеру очень подходит, чтобы люди ко мне относились либо очень хорошо, либо очень-очень плохо.

Настя: Читаете отзывы, таблоиды о себе? Следите за реакцией?
Гога: Таблоиды не читаю, но читаю, конечно, серьезные отзывы — WWD, обязательно Сьюзи Менкес, New York Times, Financial Times, Vogue Runway.

Настя: Сейчас многие говорят, что модная критика умерла. И что это ни на кого не влияет.
Гога: Потому что у каждого свое мнение есть.

Настя: Да. Вот вы, например, после того, как прочитали рецензию, делаете из нее какой-то вывод? Можете что-то в работе поменять после текста?
Гога: Нет, никогда.

Настя: То есть просто ради интереса читаете?
Гога: Мне интересна конструктивная критика. Например, если бы Сьюзи Менкес написала, что силуэт какого-то платья не совпал с ДНК Vionnet или что нужно расширить ассортимент Vionnet, чтобы это были не только вечерние платья, с которыми дом ассоциируется, — это я к примеру.

Настя: Получается, прошлый год у вас был юбилейный. Первый юбилей — пять лет.
Гога: Мы не считаем, сколько лет женщине, и я не считаю, сколько лет я в Vionnet. В 2012 году, когда я пришла в бренд, мы отмечали столетие. Вот это считалось. Сейчас нам 105, 106 будет. Для меня год — за семь, как для собак. Поскольку каждая коллекция — это маленькая жизнь, которая обрывается в момент показа. После ты на ту коллекцию даже смотреть не хочешь, ты уже ее прожил. Например, капсулу, которую мы сегодня привезли в ЦУМ, создали еще в декабре. Просто маркетинг — это долго, и это нормально, но обычно я этим не занимаюсь. В этом бизнесе я люблю креативный процесс, а все остальное — меньше.

Настя: Вы до этого занимались таким серьезным бизнесом — работали с нефтью. Я понимаю, что Vionnet — тоже серьезное дело, но тот был тяжеловесным в общепринятом смысле слова. Прошло шесть лет. Как ощущения?
Гога: Сейчас я не «работаю». Для меня это удовольствие. Это мое предназначение, наверное. Заниматься строительством компрессорных станций не было моим предназначением. Но это было шансом, и я очень благодарна за все шансы, которые мне были даны в жизни, за свободу, которую мне бизнесы принесли. Но то для меня была работа, на которую ты шел, чтобы заработать деньги. У меня не было к этому страсти. Хотя были у меня такие инженеры, для которых это было делом их жизни, призванием. Я также занималась банковским делом, и это тоже не мое.

Я вообще хотела стать скульптором. Но мои родители очень правильно сказали: «Ты можешь заниматься чем хочешь, если получишь образование, которое даст тебе возможность себя обеспечить в любой ситуации. Жизнь очень длинная и непредсказуемая. Поэтому единственное, что мы можем тебе дать, — это внутренняя свобода и знание, что ты всегда сможешь себя прокормить. У тебя есть мозги, так что иди-ка ты в Оксфорд, пожалуйста».

Настя: А вы не противились в подростковом возрасте?
Гога: Не противилась. Мне очень повезло с родителями. Мне никогда не говорили просто «Нет!». Они всегда объясняли и давали право выбора.

Настя: И какой у вас был выбор, когда вы поступали в университет?
Гога: У меня был выбор law или не law. (Смеется.) Я сказала «Не law» и выбрала три направления — философию, политику, экономику. Потом перед Vionnet я брала отпуск на год: жила во Флоренции и училась. Приглашала профессоров университетов, в том числе из Оксфорда, Болоньи и так далее, которые мне преподавали историю искусств, историю моды.

Настя: Вы так готовились к новой работе?
Гога: Да. Очень хотелось бы, конечно, получить еще степень магистра в Колумбийском университете — там отличная кафедра History of Arts. Я уже с ними общалась — хочу проходить курс две недели через две недели, чтобы совмещать с работой.

Настя: У вас через год после того, как вы занялись Vionnet, Ксения Соловьева брала интервью. И вы там говорили, что никогда не думали, что займетесь модой, но вот занялись. Никогда не думали, что возглавите команду дизайнеров, но возглавили и даже сами рисуете эскизы.
Гога: Теперь рисую. У меня так жизнь сложилась. Знаете, мой папа работал в ЦК КПСС. Мне было тогда около 11 лет, и казалось, что моя жизнь будет совсем другой. И тогда я была уверена, что буду работать в офисе и мне всю мою жизнь будет очень скучно.

Настя: Вы себя готовили к этому?
Гога: Морально, да. Но меня воспитали очень амбициозным человеком. И работящим. Я иногда смотрю на своих друзей-аристократов, которых научили сидеть дома, читать книги, заниматься искусством, филантропией. То есть они не сидят, сложив руки и смотря в потолок. Пусть они не работают, но они проживают свою жизнь очень красиво, делая хорошие дела, занимаясь очень приятными вещами. А я не могу так. Я с детства знала, что всегда буду работать.

Мне кажется, каждый человек должен иметь какую-то цель в жизни в плане работы и добиваться ее. И если ты добился этой цели, то ставить цели дальше. Когда мне было шесть лет, мне мама говорила: «Ты можешь сделать в своей жизни все, что пожелаешь». Я спрашивала: «Даже в космос полететь?» И мама отвечала: «Для тебя это будет очень простой целью. Потому что кто-то другой уже сделал это до тебя. Поставь себе цель еще выше. Это будет сложнее, но это возможно». Для меня заняться Vionnet и заслужить свое место под солнцем в фэшн-индустрии — это более высокая цель, чем полететь в космос. Как вы сами сказали, в самом начале люди восприняли это очень негативно. Но сейчас все потихонечку меняется, и люди начинают понимать, что это не минутное увлечение. Я очень страстно, очень серьезно отношусь к своей работе.

Настя: Вот вы верно сказали, что пришли в Vionnet с неким бэкграундом. Светским. То, что всем нравилось обсуждать, — и это обсуждается до сих пор. При этом мы живем во время селф-пиара, где люди специально делают что-то за пределами работы, чтобы потом конвертировать свою известность, скандальность даже в работу и использовать это. Вы когда-нибудь это делали?
Гога: Я против этого. Вы, наверное, заметили: еще до Vionnet я, может быть, из-за возраста или тщеславия очень хотела известности. Мне было приятно, когда редакторы W Magazine приходили ко мне домой и говорили: «Мы хотим сделать материал на девять полос про тебя. Просто потому, что ты такая красивая и умная». Или тот же Hello!: «Мы сделаем 15 разворотов!» Я тогда много чего понаделала и только потом поняла, что важен контент, а не мишура и не фотографии. Может, помудрела, может, повзрослела. Вот это всё для меня теперь неважно и неинтересно. Я тщеславна в какой-то степени, но мое тщеславие состоит в том, что я бы хотела оставить свой след в истории. Чтобы меня помнили за заслуги, а не потому, что меня сфотографировали Hello! в красивых одеждах на фоне моего красивого дома. У меня был некий момент переосмысления.

Настя: Загуглили себя?
Гога: Загуглила. И подумала: «Боже мой! Это что? Это не я. Это существо не имеет абсолютно никакого отношения к моему миру». У меня к тому моменту уже появился первый ребенок, и я просто представила, что мои дети будут в какой-то момент читать все это и будут думать обо мне вот так. Что я из себя представляю на сегодняшний день? Загуглишь Vionnet, а все равно читаешь про Гогу. (Смеется.) Хотя Vionnet — это безумно интересная история. Если бы хоть один человек внимательно прочитал историю Мадлен Вионне — это гораздо интереснее, чем вся моя жизнь. Хотя у меня очень яркая жизнь — я много чем занимаюсь, у меня много энергии. Но я хочу, чтобы был интерес к нашей работе, а не ко мне.

Вот эта коллекция, например, — я считаю ее качественным контентом. Покупая эти вещи в ЦУМе, вы одновременно очищаете океан. Мы это придумали вместе с Марком Куином. И очень важный момент: мы работали в креативном пространстве друг друга, а не так, что я платила Марку.

Настя: Часть вашей коллекции полностью сделана из переработанного океанического мусора, но вещи на ощупь похожи на хлопок и даже на шелк. Сейчас многие дизайнеры, в том числе российские, делают вещи из переработанных материалов, но они на ощупь обычно намного грубее, часто похожи на спецодежду. Эти ткани по вашему заказу делали?
Гога: Вы даже не представляете, какие сейчас делают ткани из переработанных материалов. Чтобы ткань была похожа на шелк и по нему шла такая рябь, нить бесконечно утончают. Для этого ее пропускают через такой горячий пресс, но накаляют ее не лазером, потому что это не sustainable, а при помощи ультразвуковых технологий. Чистой воды, которая потом выносится в реки и океаны.

Настя: Sustainability, ответственная мода, — это же очень затратно с точки зрения производства.
Гога: Некоторые материалы действительно на 20–30 процентов дороже стоят. Но я готова уменьшить маржу.

Настя: То есть вы жертвуете прибылью?
Гога: Да. Но за этим стоит идеология. Сейчас очень многие говорят про права животных. А что по поводу прав женщин и мужчин, которые работают на фабриках в Индии для больших брендов? Вот эти известные премиальные марки, у которых огромный продакшн, огромные масштабы. За такими масштабами всегда что-то скрывается.

Мы очень много об этом говорим в Федерации моды Италии, хотим разработать стандарты. Очень просто сказать: «Мы больше не используем натуральный мех». Давайте уже пойдем чуть-чуть дальше. Давайте не будем гадить планету.

Настя: А вы мех используете?
Гога: Нет, давно уже нет. Но какой был мех! (Смеется.) На самом деле, сейчас делают такой искусственный мех, что он красивее и мягче натурального. Но он стоит как натуральный соболь. Мы его иногда используем по чуть-чуть, для отделки, и то себестоимость вещей получается сумасшедшей. Это микрофибра, его делают в Японии. Он мягче шиншиллы.

На сегодняшний момент Vionnet на 50 процентов sustainable. У нас есть определенные стандарты, сертификаты, по которым мы работаем. Есть такой идеолог экологичного производства, Томас Костиген (он еще написал бестселлер Green Book), — так вот, он нам писал рекомендации. Мы его попросили. И он нам сказал: «Вы знаете, вы так далеко ушли. Например, Disney, которых я тоже консультирую, говорят пока о LDE-лампочках, а вы вообще в космосе уже. Вы самая sustainable-компания, которую я видел». Например, очень многие делают принты гораздо дешевле, чем мы. И они используют при производстве огромное количество воды.

У нас все производство в Италии, и вода очищается после процесса нанесения пигментов. Мы следим за этим. Текстиль нам приходится на две-три недели дольше делать. Но если ты — люкс, то, наверное, можно своим примером показать, как нужно действовать? А если ты клиент luxury, то тебе, наверное, не нужно очередное черное платье и ты можешь подождать чего-то нового, чего-то более интересного. Любой предмет, в том числе любой предмет быта, может быть качественным и приносить пользу, а не наоборот.

Настя: А вам ваш коммерческий отдел что-то советует? Не говорит, например, что экология — это отлично, но для продаж хорошо бы сделать линию футболок с вашими портретами?
Гога: Советует. Но знаете, если бы я слушала свой коммерческий отдел, от креатива бы ничего не осталось. Они могут мне сказать: «Нет, Гога, это платье нельзя выпускать. Человек же не сможет надеть под него бра, а как же он без бра?» (Показывает на свое платье.) Конечно, у нас есть коммерческая база, и я бы хотела, чтобы наши вещи были носибельными, подходили для любой фигуры. Но творчество для меня очень важно.

Настя: Когда вы занялись Vionnet, возрождение исторических домов было редкостью. Сейчас это большая тенденция.
Гога: Я этого не заметила.

Настя: Ну, например, Poiret.
Гога: Poiret возродила одна моя клиентка. Как-то я приехала в Сеул, мы сидели в ее безумно красивом доме — у нее потрясающая коллекция искусства, потрясающий вкус. Сидели мы, и она говорит: «Гога, ты знаешь, у меня жизнь такая скучная. А у тебя жизнь яркая, интересная. Что мне сделать?» Я отвечаю: «Вы знаете, нужно просто заняться делом». У них большая компания real estate. Очень много коммерческого, ее это все достало. Я и говорю: «Может, не фэшн, но что-то, что заставляет вас чувствовать». И она купила Poiret.

Настя: Но есть же исследования, которые показывают, что молодым покупателям нравятся бренды с историей.
Гога: Если ориентироваться на исследования, становится очень страшно жить. Я не хочу ориентироваться на большинство. Я хочу свое родное меньшинство. Может быть, те люди, которые мне близки по мышлению, по моральным стандартам. Я не хочу, чтобы каждый человек как униформу надевал Vionnet.

Настя: То есть вы не хотите империю Vionnet?
Гога: Что такое империя? Я хочу, чтобы Vionnet была на каждом человеке, представляющем, про что наш бренд.

Настя: Вы не хотите, чтобы это была нишевая история, но хотите, чтобы вокруг нее собрались определенные люди?
Гога: Да. В мире так много людей. И для нашей «империи» их хватит. Для меня женщина Vionnet — это женщина, которую видно издалека. И не потому, что она ярко одета или еще что-то, а потому, что ты хочешь подойти именно к ней и завести с ней разговор. Есть какое-то чувство притяжения.

Гога Ашкенази: «Мне не надо никому ничего доказывать»

Гога Ашкенази привыкла, что о ней сочиняют всевозможные небылицы, и охотно подкидывает дровишек в очаг досужих домыслов

«Я же просила вот так. Переделайте, пожалуйста», — в тихом Гогином голосе нет ни капли раздражения, и, однако, звучит он настолько властно, что спорить с ней у парикмахера не возникает ни малейшего желания. За последние сорок минут он уже в пятый раз переплетает косу, но сгустившиеся над бассейном тучи — плакала дождем съемка для Tatler — Ашкенази решительно не волнуют. За долгие годы старательного взбивания светских сливок она привыкла получать лучшее, и слово «компромисс» — в данном случае судьбоносное смещение косы на семь миллиметров вправо — в ее вокабуляре явно отсутствует.

Аккурат накануне фотосессии для Tatler в арендованном ­Гогой Chateau Garibondi под Каннами все гремело, сверкало и ­пенилось. Дом моды Vionnet давал вечеринку на пятьсот дорогих гостей. По этому случаю парижский клуб Le Baron, повидавший немало Гогиных чудачеств (но ведь и сдобренных весьма щедрой порцией чаевых), привез с собой пятерку звездных диджеев и фейс-контроль: чужим на этом празднике жизни находиться не полагалось. Ева Кавалли, Каролина Куркова, Джессика Харт, корейский рэпер PSY. Хозяйка в очень желтом и очень прозрачном наряде Vionnet, как обычно, оставляющем максимум прос­тора для фривольных домыслов, едва успевала переходить из одних цепких объятий в другие. Всех расцеловать, всех назвать по имени, с самыми сведущими перекинуться сплетнями с Фобура, обсудить динамику цен на «лазурную» недвижимость — тут впору устать так, как устала Маргарита после памятного бала в «нехорошей квартире».

Гога Ашкенази: «Никто никому ничего не должен: ни жена мужу, ни муж жене. Нужно оставаться верной себе»

И тем не менее тридцатитрехлетняя Гога довольная сидит передо мной в обычной белой майке и джинсах. Для человека, отдающегося веселью столь же истово, сколь и работе, ее кожа излучает весьма здоровое золотистое сияние: «Я всегда крашусь сама, потому что я. не крашусь. У меня ужасная аллергия — на тушь и все остальное. То есть самое неприятное, что может случиться с девушкой. Стоит нанести каплю макияжа — жутко краснеют глаза».

В доме, наконец-то избавленном от шумного присутствия «Барона», все чинно и спокойно — как было в те добродетельные времена, когда сюда летом наезжали британская королева Виктория (ей приписывают посадку во дворе раскидистой средиземноморской сосны) и семейство Спенсеров: от приемной матери принцессы Дианы, леди Рейни, на вилле сохранилась кое-какая мебель, и судя по ощутимому нафталиновому флеру, ни одного нового стула нынешние хозяева с тех пор так и не приобрели.

Впрочем, нет, я ошибаюсь. На моих глазах шато потихоньку начинает оживать. Мимо нас один за другим к бассейну проплывают свежайшие красавцы в плавках и с голыми торсами. Задорно улыбаются, заинтересованно целуют хозяйку. Один, другой, пятый, шестой. Гога ловит мой одобрительно-недоуменный взгляд и объясняет: «Это мои друзья. Фотограф. Художник. Модель. Пиарщик. Хотите — оставайтесь с нами. У меня здесь что-то вроде boarding school: первый этаж для мальчиков, второй — для девочек. Правда, две мои подруги уже сбежали в Лондон — говорят, до смерти устали отдыхать».

Гога Ашкенази: «Думаете, через пару лет мода мне надоест? Ерунда — я никогда не была так счастлива!»

Гога привыкла, что о ней сочиняют всевозможные небылицы, и охотно подкидывает дровишек в очаг досужих домыслов. Одна из сплетен, рожденная в недрах чьего-то разгулявшегося воображения и передаваемая с той поры из издания в издание, гласит, что в ранней юности она была замужем за сыном президента Киргизии Айдаром Акаевым. На самом деле они ни разу в жизни даже не встречались — Гогу, очевидно, перепутали с ее ровесницей, другой казахской золотой девочкой Алией Назарбаевой: «Я училась в английской школе Rugby, потом пошла в Оксфорд — когда мне было выходить замуж за какого-то киргиза? Даже логисти­чески это было нереально».

Свою звучную, весьма распространенную в Израиле фамилию Гаухар Беркалиева, дочь члена ЦК компартии Казахской ССР, получила от Стефано Ашкенази, красавца, мастера кун-фу и наследника сети отелей в Калифорнии. В результате этой яркой, как звезды над Медео, связи имя Гаухар (по-казахски «бриллиант») было сокращено до Гоги, а фамилия осталась. Правда, в паспортном столе ее написали через «i», а не через «y»: «Исправлять, да и вообще менять фамилию нет смысла. Я уже не его Ашкенази, а Ашкенази сама по себе». Не поспоришь — в иных кругах, благодаря Гогиным похождениям, эта фамилия ассоциируется исключительно с ней, а не со знаменитым пианистом и дирижером Владимиром Ашкенази, и уж тем более не с одноименной ветвью еврейского народа. «Стефано — очень хороший человек. Правда, он немного на меня обижен, потому что я не родила ему детей, — продолжает Гога. — Он их всегда хотел, но я была не готова. А когда мы с ним расстались, у меня появились дети».

Гога Ашкенази: «Хочешь, чтобы у тебя были деньги, возможности — нужно просто-напросто работать. С утра до вечера»

Имени отца двух своих сыновей Гога не произносит, хотя никогда не делала особого секрета из своей нежной дружбы с зятем президента Казахстана Тимуром Кулибаевым. «У меня всегда есть бойфренды, и мне всегда есть с кем позав­т­ракать. Да, конечно, редко бывает, когда влюбляешься по-настоящему. Такие подарки судьбы надо ценить. Но когда парт­нер перестает быть тем единственным человеком, с которым тебе хотелось бы вместе просыпаться, то лицемерно быть с ним только из-за предрассудков. Нужно в первую очередь оставаться верной себе и своему сердцу. Для меня не существует слова «должен». Никто никому ничего не должен: ни жена мужу, ни муж жене. Каждый обязан уважать в первую очередь себя и свои ценности. Это и есть счастье. Заставляя себя, ты делаешь несчастными других».

Завидное свойство — идти вперед, не оглядываясь назад. Не рефлексировать и не заниматься самоедством. Рубить концы, самоотверженно бросаясь навстречу новому и неизведанному — даже если в новом и неизведанном ты рискуешь прослыть совершенным неофитом и самозванкой с толстой пачкой тенге.

Гога Ашкенази: «Самая большая свобода и самое большое счастье — быть независимым человеком. Я делаю то, что мне нравится, и делаю это только для себя. Не нужно казаться — нужно быть, вот мой главный слоган»

Так было и с домом Vionnet. Изрядно подуставшая от нефте­газовых индексов (компанию MunaiGaz Гога в 2004 году основала вместе со старшей сестрой), она вдруг решила поддать газу на другом, модном, рынке. Целый год искала объект для инвестиций. Услышав про безнадежно забытую французскую марку Vionnet, прыгнула в самолет и буквально в один день подписала бумаги. Сначала было приобретено шестьдесят пять процентов ­акций, «но потом я поняла, что мои совладельцы особо и не работают. В офисе никого не было, вообще непонятно, как марка до меня жила. Так почему я должна работать на кого-то другого, подумала я и выкупила дом целиком».

Мадам Вионне первой начала кроить по косой — поэтому ее шелка и шифоны так революционно естественно облегали контуры женского тела. Гога решила по косой подстричься, сделав так называемую 45 degree cut: «Каждый сходит с ума по-своему», — смеет­ся она. С покупкой Vionnet, обещавшей стать милым капризом и трубой, в которую будут улетать доходы из другой живительной трубы, — в ее жизни случился поворот не на сорок пять, а на все сто восемьдесят градусов. Нефть и газ она с облегчением перепоручила сестре, роскошный викторианский особняк в Холланд-­парке за сорок пять миллионов с гигантским слоном на лужайке — близким и на восемь месяцев уехала во Флоренцию изу­чать искусство: «Все-все, от этрусков до Ренессанса». Обустроилась в Милане недалеко от офиса: трехэтажный особняк маркизы Бривио-Сфорца на виа Бильи не удалось купить, лишь арендовать на десять лет, зато оформлен он под новую хозяйку. Пересела на велосипед с именным вензелем на корзине. Водитель остался для подстраховки, но чаще возит только Гогину объемную сумку.

Гога Ашкенази: «У меня всегда есть бойфренды, и мне всегда есть с кем позав­т­ракать. Но когда влюбляешься по-настоящему, такое редко бывает»

Раньше она исправно выезжала на Давосский форум и конференции журнала Forbes. Теперь у нее другая география и иные знакомства: «Многие меня не понимают. Ведь обычно наоборот: из моды хотят уйти в политику. Но все это, сказать по-честному, было не мое. Хочешь быть счастливым — будь им. Просто нужно сделать какие-то шаги». Все ее теперешние шаги делаются в такт Неделям моды, коллекциям и преколлекциям, байерам и клиентам.

«Я никогда еще не чувствовала себя такой молодой и счастливой, — фонтанирует она энтузиазмом, провожая неравнодушным взглядом очередного постояльца этой милой виллы-интерната. — Мы уже подняли продажи на пятьдесят процентов. До моего прихода в Доме постоянно менялись креативные директора, и многие ключевые покупатели вроде Harrods и ЦУМа откололись. Я пришла, и все вернулись обратно. Было сто восемь парт­неров, стало двести пятьдесят». Первый концептуальный бутик она хочет открыть непременно в Париже. Уже выбран идеальный адрес, и не беда, что сейчас там живет один из магазинов концерна LVMH, — уж если Гога чего-то захотела.

За спиной у новоявленного дизайнера то и дело раздаются смешки. Блогеры и редакторы моды взахлеб обсуждали ужин Vionnet в Париже, на который неожиданно явились все — от Натальи Водяновой и Франки Соццани до Карли Клосс. Сошлись на том, что высоких гостей оптом поставило нанятое Гогой дорогостоящее пиар-­агентство — Karla Otto. Долго не могли пережить выходов на пок­лон — какой, мол, она дизайнер, чтобы выходить на подиум? «Я этого как бы не слышу. Да, я дизайнер и креативный директор. Хотя и не собиралась сразу становиться дизайнером, думала два-три года поработать в команде, но так получилось, что предыдущие дизайнеры в середине июля встали и ушли. Я осталась одна. И сделала всю коллекцию. А потом уже по инерции продолжила. В конце концов, Миучча Прада вообще не рисует, а я рисую. Поймите, мне не надо никому ничего доказывать. Меня это не обижает — пусть говорят что хотят. Самая большая свобода и самое большое счастье — быть независимым человеком. Я делаю то, что мне нравится, и делаю это только для себя. Не нужно казаться — нужно быть, вот мой главный слоган».

Не так давно в конце рабочего дня в миланский офис зашли байеры из российской глубинки. Не зная, кто такая Гога, попросили помочь. «Я сказала, что работаю креативным директором. Они общались со мной как с помощником младшего ассистента, но мне было все равно — я очень комфортно себя чувствую в любом качестве. Уже потом им рассказали, кто я такая, и люди были сильно удивлены. Дело в том, что моя нынешняя работа — в удовольствие, а вот в сырьевом бизнесе я действительно вы­кладывалась, пахала и все такое».

Гога на вечеринке Vionnet во время Каннского кинофестиваля-2013

Работала Гога много и плодотворно, судя по той свободе и легкости, с которой делает дорогостоящие вложения в предметы искусства. «Мне вот тут в Instagram — пришлось его завести по требованию нашей пиар-службы — написали, какую прекрасную жизнь я веду на деньги Казахстана. Я ответила: «Хочешь, чтобы у тебя были деньги, возможности — нужно просто-напросто работать. С утра до вечера. Если поставить правильные цели, достигнешь всего. Я всегда была уверена, что счастье не имеет ничего общего с деньгами. Я знаю массу богатых людей, которые ужасно несчастны».

Деньги приходят и уходят, гласит казахская народная мудрость. Ашкенази даже знает, как они делают это. В январе она путешествовала с тогдашним бойфрендом, наследником Fiat Лапо Элканном, по Уругваю, и из гостиничного номера вероломно украли бриллиантов на три миллиона долларов. Twitter взорвался в пламенном восторге: «Нечего шастать по горячим точкам с таким ценным грузом». А она бровью не повела: «Да, неприятно, что вторглись в мое личное пространство. Некоторые из тех вещей мне подарили мама и сестра. Ничего так и не нашлось. Ну и что? У меня всего и так много».

После съемки — коса заплетена ровно так, как хотела Гога, а от дождя нас спасает элегантный прозрачный зонт — она са­дится за рояль и играет отрывки из недавно разученного Третьего концерта Рахманинова. Девочке из хорошей семьи, представленной английской королеве, надлежит музицировать. Еще она неравнодушна к охоте и рыбалке. «Я мальчик в женском теле. Люб­лю стрелять», — говорит Гога, прощаясь. И кажется, это стрельба на поражение.

Гога Ашкенази: личная жизнь как на ладони

В последнее время одной из обсуждаемых представительниц мирового бомонда стала Гаухар Беркалиева, более известная широкой аудитории под именем Гога Ашкенази. Нефтяная “дива”, владелица модного дома Vionnet, светская львица ведущая роскошный образ жизни, имевшая в числе бойфрендов американских миллионеров, казахстанских олигархов и даже наследника корпорации Fiat. Многие осуждают ее обвиняя в содержанстве и прожигании денег, украденных у казахстанского народа. Другие наоборот восхищаются ее независимостью и успехов, равняются на нее. В любом случае она вызывает интерес у большого числа наших соотечественников и с этим трудно поспорить. Чтобы немного понять ее личность стоит почитать ее интервью. К примеру, недавно очень интересный материал вышел в издании Tatler. Приведу тут цитаты из этого интервью.

Об алергии

“Я всегда крашусь сама, потому что я. не крашусь. У меня ужасная аллергия — на тушь и все остальное. То есть самое неприятное, что может случиться с девушкой. Стоит нанести каплю макияжа — жутко краснеют глаза”

О фамилии и первом замужестве

“Исправлять, да и вообще менять фамилию нет смысла. Я уже не его Ашкенази, а Ашкенази сама по себе . Стефано — очень хороший человек. Правда, он немного на меня обижен, потому что я не родила ему детей, — продолжает Гога. — Он их всегда хотел, но я была не готова. А когда мы с ним расстались, у меня появились дети”.

Об отношениях

“У меня всегда есть бойфренды, и мне всегда есть с кем позав­т­ракать. Да, конечно, редко бывает, когда влюбляешься по-настоящему. Такие подарки судьбы надо ценить. Но когда парт­нер перестает быть тем единственным человеком, с которым тебе хотелось бы вместе просыпаться, то лицемерно быть с ним только из-за предрассудков. Нужно в первую очередь оставаться верной себе и своему сердцу. Для меня не существует слова «должен». Никто никому ничего не должен: ни жена мужу, ни муж жене. Каждый обязан уважать в первую очередь себя и свои ценности. Это и есть счастье. Заставляя себя, ты делаешь несчастными других”.

О покупке Vionnet

“Я поняла, что мои совладельцы особо и не работают. В офисе никого не было, вообще непонятно, как марка до меня жила. Так почему я должна работать на кого-то другого, подумала я и выкупила дом целиком”.

О призвание

“Многие меня не понимают. Ведь обычно наоборот: из моды хотят уйти в политику. Но все это, сказать по-честному, было не мое. Хочешь быть счастливым — будь им. Просто нужно сделать какие-то шаги”.

“Я сказала, что работаю креативным директором. Они общались со мной как с помощником младшего ассистента, но мне было все равно — я очень комфортно себя чувствую в любом качестве. Уже потом им рассказали, кто я такая, и люди были сильно удивлены. Дело в том, что моя нынешняя работа — в удовольствие, а вот в сырьевом бизнесе я действительно вы­кладывалась, пахала и все такое”.

О работе

“Я никогда еще не чувствовала себя такой молодой и счастливой, — фонтанирует она энтузиазмом, провожая неравнодушным взглядом очередного постояльца этой милой виллы-интерната. — Мы уже подняли продажи на пятьдесят процентов. До моего прихода в Доме постоянно менялись креативные директора, и многие ключевые покупатели вроде Harrods и ЦУМа откололись. Я пришла, и все вернулись обратно. Было сто восемь парт­неров, стало двести пятьдесят”.

“Да, я дизайнер и креативный директор. Хотя и не собиралась сразу становиться дизайнером, думала два-три года поработать в команде, но так получилось, что предыдущие дизайнеры в середине июля встали и ушли. Я осталась одна. И сделала всю коллекцию. А потом уже по инерции продолжила. В конце концов, Миучча Прада вообще не рисует, а я рисую. Поймите, мне не надо никому ничего доказывать. Меня это не обижает — пусть говорят что хотят. “

О свободе

“Самая большая свобода и самое большое счастье — быть независимым человеком. Я делаю то, что мне нравится, и делаю это только для себя. Не нужно казаться — нужно быть, вот мой главный слоган”.

Об обвинениях

“Мне вот тут в Instagram — пришлось его завести по требованию нашей пиар-службы — написали, какую прекрасную жизнь я веду на деньги Казахстана. Я ответила: «Хочешь, чтобы у тебя были деньги, возможности — нужно просто-напросто работать. С утра до вечера. Если поставить правильные цели, достигнешь всего. Я всегда была уверена, что счастье не имеет ничего общего с деньгами. Я знаю массу богатых людей, которые ужасно несчастны”.

О моде

Vionnet: Элегантная простота и свобода от корсетов

27 декабря 2012, 00:00 | Катя Баранова

Компания Vionnet в ноябре этого года отметила свое столетие. Главным подарком ее поклонникам стала очередная смена руководства модного дома. Решив воздать должное ее основательнице Мадлен Вионне и вернуть былое величие марки, ее приобрела предприниматель казахского происхождения Гога Ашкенази. Она собрала команду молодых дизайнеров, которые уже отличились в мастерских крупнейших модных домов, таких как Dolce & Gabbana, Emmanuel Ungaro и Versace, отправила в отставку сестер Кроче, которые были у руля последний год, но, правда, пока не объявила, кто же станет главным дизайнером бренда. Поговаривают, что это будет сам Джон Галльяно, но поживем – увидим.

А пока вернемся к истокам.

Мадлен Вионне родилась во Франции 22 июня 1876 года веке в семье сборщика податей. Когда девушке исполнилось 18, она покинула отчий дом и отправилась путешествовать. Прибыв в Лондон, Мадлен устроилась на работу в приют для душевнобольных, стала изучать английский, а позднее – начала работать в лондонском доме моды. Поняв, что истинное средоточие высокой моды – в Париже, Мадлен вернулась в родной город и поступила на службу в ателье сестер Калло. Старшая из них, Мадам Жербер взяла на себя обучение Мадлен и передала ей все приемы создания утонченных платьев, которые до сих пор выпускались в их мастерской. Мадлен до конца жизни испытывала огромную благодарность своим учителям, которые открыли ей дорогу в мир haute couture.

Пять лет спустя Мадлен Вионне оказалась в старинном модном доме Jacques Doucet. Она стала для него глотком свежего воздуха, но вернуть ему былую славу так и не смогла. Ее смелые, шокирующие публику начинания попросту бойкотировались, и только некоторые прогрессивные модницы вставали на ее сторону.

В 1912 году Мадлен Вионне решила, что уже достаточно окрепла, чтобы открыть собственный дом мод, что она и сделала – на улице Rue de Rivoli в Париже.

Покупатели, да и конкуренты, отметили ее модернистский взгляд на моду. Ее платья, будто, сами садились по фигуре, они струились, развевались, играли. Вионне думала, прежде всего, о комфорте своих клиенток. Несмотря на то, что она освоила мастерство создание выкроек на отлично еще во время работы у сестер Калло, она не любила заниматься сложными построениями, не умела и не любила рисовать, а шла опытным путем. Она брала ткань и набрасывала ее на манекен. Затем с помощью драпировок создавала нужный силуэт. Так она придумала крой по косой и цельнокроеные платья, она прислушивалась к материалу и позволяла ему жить собственной жизнью, лишь немного его направляя. Впрочем, она утверждает, что ничего не придумывала, а лишь возродила античную традицию создания одежды. Она работала с шелком, шифоном, мароканским крепом и габардином. Среди самых знаменитых ее творений – блуза, которая держится лишь с помощью банта, завязанного на груди. Секрет ее не разгадан до сих пор. Мадлен Вионне утверждала: “Платье должно улыбаться вместе с его обладательницей”.

Мадлен одной из первых стала обозначать свое авторство на платьях, пришивая к ним ярлычок со своим именем и отпечатком большого пальца правой руки, а также фотографируя свои модели и помещая их в каталог.

Мадлен Вионне любила искусство и культуру Древней Греции, и ее каноны нашли отражение в творчестве модельера. Благодаря этому ее часто называют архитектором от моды, а ее платья характеризуют как скульптурные.

В 1939 году Мадлен Вионне была вынуждена закрыть свой модный дом. Тогда ей было уже 63 года, шла Вторая Мировая война. Но о нем не забыли, и почти 70 лет спустя, в 2006 году креативным директором марки стала София Кокосалаки, а через три года бренд приобрел итальянский предприниматель Матео Марцотто и назначил главным дизайнером Родольфо Пальялунгу, который до этого более 10 лет работал в Prada. В декабре 2011 его место заняли молодые, но очень амбициозные сестры Барбара и Лючия Кроче. Всего год они оставались на посту главных дизайнеров марки. А кто их сменит, мы узнаем уже совсем скоро.

Бренды

Контакты

Директор по рекламе

МЕНЕДЖЕР ПО РЕКЛАМЕ

МЕНЕДЖЕР ПО РЕКЛАМЕ

МЕНЕДЖЕР ПО РЕКЛАМЕ

Старший менеджер по рекламе

Ассистент коммерческого отдела

Директор специальных проектов

Координатор по рекламе

Гога Ашкенази показала Vogue свою новую квартиру в Милане и рассказала о любимых предметах искусства

Переехав в Милан, владелица модного Дома Vionnet Гога Ашкенази продолжает жить в окружении любимых вещей и картин. О самых значимых из них она рассказала Vogue

Трехэтажный особняк на виа Бильи с собственным садом — владение маркизы Бривио-Сфорца, прямой наследницы легендарного кондотьера Сфорца, в XV веке державшего в страхе север Италии и ставшего к концу жизни герцогом Миланским. Теперь особняк занимает Гога Ашкенази. Тут рукой подать до виа Монтенаполеоне, а еще до ателье Vionnet, куда его новая владелица и креативный директор добирается за пять минут на велосипеде с именным вензелем на корзине. «Это подарок команды Vionnet, — объясняет Гога. — А какой торт они мне заказали на день рождения!» И показывает фото огромного торта в телефоне, а потом несколько подвесок и браслеты на руках: «Они мне все время что-то дарят! Вот эту цепочку с подвеской-перчиком и изображением святых подарил мне наш арт-директор, когда я заболела: она принадлежала его бабушке, я долго отказывалась — все-таки памятная вещь. Эта ленточка на руке — тоже подарок, и вот маленький браслет с кулоном. Я все ношу, это дорогие сердцу вещи, потому что мы теперь — одна семья, и отношения такие же, очень трогательные».

Гога родилась в Москве в семье партработника — родители приехали в столицу из Казахстана, выросла в Новых Черемушках, окончила школу в Англии, а потом Оксфорд, где изучала историю и экономику, жила в Лос-Анджелесе и Лондоне. Работала в большом, совсем не женском бизнесе — торговала нефтью и газом. А год назад поменяла Англию на Италию, нефтегазовую промышленность — на модную индустрию, став владелицей позабытого уж было модного Дома Vionnet: выкупила его у предыдущего владельца Матео Марзотто. «Я всегда мечтала о моде, даже школьная форма у меня была не как у всех — мы с мамой шили кружевные фартуки и синие или бордовые платья». «Сами?» — уточняю я. «Ну конечно, сами, — смеется Гога. — Садились и шили! Но в Сент-Мартинс родители меня не пустили. Сказали: времена сейчас лихие, сначала получи хорошее образование в какой-нибудь нормальной области, окончи приличный университет, а потом уж делай что хочешь».

И вот этот момент настал. «Я готовилась — занималась историей искусств, — говорит Гога. — А заодно подыскивала марку, с которой захотелось бы связать свою жизнь. И нашла».

Сто лет назад парижанка Мадлен Вьонне изобрела крой по косой и платья из струящихся тканей и освободила женщин от корсетов. Но к вековому юбилею Дом подходил почти забытым: его закрыли в 1939 году, возродили в начале 2000-х, и до Ашкенази он несколько раз менял и дизайнеров, и владельцев. Гога решительно взялась за дело: набрала новую команду, изучила архивы и сама возглавила дизайнерское бюро. «Сейчас самый невероятный период моей жизни. Exciting moments!» Она достает фото осенней коллекции и рассказывает о каждом платье, да что там — о каждом шве, о тканях, сделанных на заказ. «Вот это, — Гога показывает на черное платье в пол на манер смокинга, — настоящее произведение искусства». В коллекции много черного и белого с яркими акцентами: широкими золотыми ремнями, зеленой оторочкой на жакетах, платья с драпировками и, наоборот, архитектурно скроенные, с четкими, сильными линиями. Качество как сто лет назад, но в ультрасовременном исполнении — такова ее формула победы.

Сумки ручной работы от дизайнера Николая Майстренко

Какой должна быть ваша идеальная сумка? Наверное, внешне привлекательной. Конечно же, удобной. И, скорее всего, прочной, способной прослужить вам долгие годы.

Идеальным вариантом может стать сумка, сделанная по индивидуальному проекту. Специально для вас. Со всеми необходимыми именно вам отделениями, карманами и застежками. При этом самым лучшим материалом для сумок, прочным и качественным, по-прежнему остается кожа.

Такую сумку вы вряд ли найдете в магазине. А вот заказать ее у дизайнера можно. Не будем отрицать, что дизайнерские вещи никогда не бывают дешевыми, но, поверьте, сумка – это именно та вещь в вашем гардеробе, на которую стоит тратиться.

Ведь именно сумка, а также обувь и перчатки обязательно должны быть хорошего качества и иметь презентабельный внешний вид. При этом остальная ваша одежда вполне может быть гораздо более дешевой. И это нехитрое правило вам подтвердит любой стилист. Именно данное трио (сумка, обувь и перчатки) создают ваш имидж. Являются знаковыми вещами, которые очень многое могут рассказать о человеке.

К примеру, сумка. Любая сумка может многое рассказать о своем хозяине или хозяйке. Рюкзак или чемодан путешественника, небольшая сумочка-клатч любительницы театральных постановок, портфель школьника, портфель министра, авоська пожилой женщины, идущей в магазин. И даже не надо рассматривать содержимое сумки, достаточно обратить внимание на внешний вид.

Ничто не может быть важнее сумки. Без сумки мы вряд ли выйдем из дома, пойдем на работу или в магазин. И уж точно никогда не отправимся в путешествие.

О том, как создать свой собственный бренд, откуда черпать вдохновение и где можно приобрести вещи ручной работы, мы поговорили с дизайнером сумок Николаем Майстренко (работы дизайнера можно найти на сайте maystudio.by).

Почему ты решил заняться созданием дизайнерских сумок?

Я решил заняться этим из собственных побуждений, в результате отсутствия интересных для меня моделей сумок повсеместно.

Продолжаешь ли учиться сейчас?

Если можно назвать учением новые экспериментальные подходы в проектировании, то да.

Как начинающий дизайнер, занимающийся созданием своего бренда, поделись секретом, как набраться смелости и начать собственное дело? Что или кто тебя вдохновляет? Есть ли трудности и творческие кризисы и как ты с ними справляешься?
Начинать собственное дело нужно в том случае, если тебе действительно надоели стереотипные карьерные лестницы, занудные начальники и их желание выжать из тебя все соки.
Меня вдохновляет городская геометрия, необычные сооружения с «закосом» под футуризм и, пожалуй, путешествия, благодаря которым это лучше всего созерцается. Творческого кризиса я намерено видеть не хочу, Пифагор бы не оценил.

Из каких материалов ты делаешь сумки? Расскажи немного об этапах работы по созданию модели?

Основной материал это только натуральная кожа премиум класса, которая может быть разной фактуры и даже толщины, справиться можно с любой. Подкладочные материалы могут быть синтетическими или хлопковыми. До самого пошива много этапов, начиная с создания лекал на бумаге и заканчивая упаковкой. Одно могу сказать, ручная работа практически во всём, вплоть до каждой дырочки под прошивку, пробитой специальными пробойниками-вилками.

С какими клиентами тебе хотелось бы работать (к примеру, сумки для мужчин и/или женщин, творческих людей и/или офисных работников)?

Нет в этом границ, ко всем есть свой подход.

А кто может на сегодняшний день позволить себе покупать дизайнерские сумки?

Все те многие люди, предпочитающие в гардеробе кожу. Зная стоимость индивидуального пошива, я придерживаюсь доступного уровня цен

Где в Беларуси могут продавать свою продукцию начинающие дизайнеры (Вконтакте, Модные маркеты или еще где-то)?

Социальные сети позволяют многим хорошо рекламироваться и торговать онлайн (у нас также есть свой сайт maystudio.by), но в большей части это Большой Модный маркет, Центральный Модный маркет FSP и так далее. Моя стилистика позволяет выставляться еще и на тату конвенциях.

Расскажи о самом необычном пожелании клиента или заказе, либо о самой интересной для тебя сумке (интересной с точки зрения работы по ее пошиву либо в связи с какой либо историей)?

Один из таких случаев был при пошиве сумки-чемодана священнослужителю, с комплектацией специального мобильного отделения под чашу для святой воды. В реальности все проекты для меня интересны, так как уникальность и эксклюзивность их остается таковой.