Русская эмиграция и история модных домов Европы

Русская белоэмиграция и высокая мода

В статье использованы материалы и фотографии из книги Александра Васильева “Красота в изгнании”.

Русская эмиграция во Франции в 20-е и 30-е годы была самой многочисленной. Октябрьская революция выкинула за пределы России наиболее цивилизованную часть общества: аристократы, духовентсво, интеллегенция нашли пристанище в стране, близкой по духу, культуре.

Русские дворяне на Западе брались за любую работу и не считали, что это ущемляет их достоинство. Князья и графы не видели ничего зазорного в том, чтобы доить коров, пахать землю или крутить баранку такси, подавать еду и торговать.

Русский князь теперь руководит прачечной

Сахно-Устимович, бывший адъютант царя — повар

Генерал фон Фусс набивает сигареты

Профессор химии Санкт-Петербугского университета, помещик Авалов изготавливает крепкие спиртные напитки

Но вот то, что эмигранты проявили себя в таком вроде бы чисто французском деле, как мода, известно гораздо меньше!

Благодаря русским эмигрантам Европу охватила эпидемия стиля «а-ля рюс». Многих русских беженцев эта эпидемия спасла от голодной смерти: искусство рукоделия оказалось востребовано рынком! После войны Европе хочется нового, свежего! Богатые американцы приезжают сюда за модами и готовы тратить большие деньги на то, что раньше им принадлежать не могло.

А тут – русские дворянки и аристократки, рафинированные, с прекрасным вкусом и чувством красоты предлагают изысканную ручную работу! На дому или в гостиницах, где жили русские дамы, вручную изготавливались детали интерьеров — абажуры, подушки, салфетки, драпировки. Княгини и графини делали зонты, бижутерию, кукол, расписывали шали и шарфы, расшивали бисером платья, сумочки и кошельки.

Сначала все эти прекрасные вещи продавались через выставки-продажи, которые организовывали западные благотворительные фонды. Затем возникла сеть сбыта готовой продукции, создавались дворянские артели, поставлявшие товары в знаменитые французские Дома моды и в магазины, торгующие ручной работой. А таких магазинчиков была целая улица! — по всей рю Фобур Сент-Оноре!

«В Париже есть не только русские рестораны. Кроме шоферов такси и учителей танцев, которые уверяют, что были царскими адъютантами, у нас есть нечто другое… У нас есть теперь все эти русские материи и украшения, созданные с редким искусством, с их притягательным многоцветьем, кустарями! Я горячо верю, что наша мода попадет под влияние этих наивных, но опытных художников. Не сомневайтесь, туники парижанок скоро озарятся славянским духом или русским настроением!» — так пишет обозреватель журнала «Искусство и мода» Пьер де Тревьер.

Франция, столица моды, оказалась наполнена женщинами, разбиравшимися в прекрасном, получившими блестящее образование, знающими, помимо обязательного французского, еще несколько языков, наделенными безупречными манерами. Они с детства одевались в лучших модных домах Европы, понятие «вкус» было для них определяющим; и они хотели вернуться в мир изящного, где чувствовали себя своими: хозяйками модных домов, моделями, хотя бы вышивальщицами или швеями.

«. Высокая парижская мода распахнула свои роскошные двери перед русскими бесприданницами, которые прибыли во Францию в траурных платьях», — писали тогда французские газеты. Сказано, конечно, сильно. Через унижения, за плату, заведомо несправедливую, русские эмигранты пытались хоть как-то зацепиться во французском мире высокой моды. Это они — модельеры, закройщицы, манекенщицы, вышивальщицы, портнихи, кружевницы, золотошвейки, шляпницы, художники по тканям, — по большей части безвестные, два десятилетия — с 1919 по 1939 год — определяли моду от Константинополя и Харбина до самого Парижа.

Парижа? Да, в Париже открывается более двадцати русских модных домов! Самые крупные из них — вышивальный дом «Китмир» Великой княгинии Марии Романовой и Модный дом «Ирфе» — Ирины и Фелиска Юсуповых. История их столь интересна и нетривиальна, что каждому мы посвятили отдельную публикацию!

Княгиня Мария Ивановна Путятина, свекровь Великой княгини Марии Павловны Романовой, в 52 года завела шляпное дело под экзотическим для французов названием «Шапка». Будучи женщиной прозорливой и находчивой, она сразу смекнула, что французы без ума от разных шляпок. Часто она стояла на улице, наблюдая, как модные кокотки вертятся перед зеркалом магазинов, примеряя шляпки и недовольно воротя носик. Эти картины навели ее на мысль открыть собственное шляпное дело, к тому же она сам обожала шляпки! У княгини был потрясающий вкус, доставшийся от отца — русского художника Ивана Ендогурова. Все свои шляпки она сначала рисовала, продумывая интересные детали и линии. Так же тщательно подбирался цвет!

Шляпное дело Марии Ивановны стало настолько популярным, что удалось открыть филиал в Лондоне под управлением старой подруги. Появились миниатюрные шляпки с вуалью, вязаные шапочки и чепчики, отдельные шляпки по заказу. Однажды к ней наведалась известная голландская артистка, которая специально отложила все дела и приехала, чтобы заказать шляпку Путятиной. Ей непременно хотелось видеть на ней русский орнамент!

Она следила за тенденциями: когда прогремел бум на шляпки-клош, Мария Ивановна была первой, кто занялся их созданием в Париже. Ее творческий запал был неистощим! Путятина сама приходила к клиенткам на дом, так как считала, что тогда они точно не устоят. Успеху способствовало и то, что манекенщицей номер один в «Шапке» выступала княгиня Трубецкая — конечно же, титулы очень привлекали клиентов!

Графиня Орлова-Давыдова открыла на бульваре Марзеб «Русский дом мод».

Любовь к искусству, настоящий аристократизм — все это передалось графине от предков. Она любила вышивку и дорогие вещи, старинную посуду и роскошную мебель, ее завораживала музыка. Она не могла жить без живописи, стихосложения, а еще интересовалась модными вещами. И ей хотелось создавать красивые наряды самой!

К ней обращались, когда нужно было сшить роскошное — царское — платье для посещения великосветского салона, театра или приема. Графиня следила, чтобы у каждого наряда была интересная деталь — пелерина или спускающийся складками подол, жемчужный отлив лифа или воздушные предплечья.

Она была и владелицей небольшого фабричного предприятия по созданию тканей с набивными орнаментами: И да-да! — ведущие французские дома мод заказывали у ткани для своих коллекций именно у нее, в Русском доме моды!

Известнейшим русским домом моды в Париже стал «Арданас». Его хозяйка, баронесса Евгения Кастидис сделала ставку не на разнообразие фасонов, а на цвет! Все, что выпускал ее модный дом — было сиреневым! Сиреневые платья, пальто, кружево, зонты! 30 лет подряд здесь шили сиреневые сумочки, сиреневую обувь, писали приглашения на сиреневой бумаге и запечатывали их в сиреневые конверты. На выходе каждому посетителю вручался букет свежих сиреневых фиалок!

Парижане настолько полюбили гостеприимный дом баронессы, что сиреневый стал одним из трех цветов, символизирующий французский Прованс!

Не менее оглушительный успех имел модный дом ITEB.Хозяйка, Бетти Буззард в России была известна под другим именем — она была баронессой Елизаветой Гойнинген-Гюне, фрейлиной императрицы Александры Федоровны. Девушка из древнего прибалтийского баронского рода еще в Петербурге вышла замуж за барона Николая Врангеля. А во Франции баронесса стала мадам Итеб — имя Бети, написанное наоборот.

Баронесса Елизавета Гойнинген-Гюне, мадам Итеб.

Итеб «была очаровательной и радушной светской дамой, которую все любили вне стен Итеба. Но когда была в своем доме, то становилась холодной и совершенно недоступной». Фитрменным почерком ITEB стало сочетание черного и белого цветов. Зажиточные французы шутили, что они одеваются либо у Великой княжны, либо у фрейлины императрицы, либо, в крайнем случае, у дочери начальника царской конюшни, которой была Бети.

В каждом! случае открытие русского дома мод дворянками сопровождалось помощью простым русским эмигрантам: жертвуя частью прибыли, они брали на работу моделями, швеями, вышивальщицами не парижанок, чей труд оплачивался дешевле, а своих соотечественниц, отправляли их на курсы шитья и вышивки за свой счет.

Русские аристократки же придали профессии манекенщицы тот престиж, которым она пользуется в современном мире. До Первой мировой войны профессия эта считалась очень неприличной. Ею занимались только дамы полусвета: кафэ-шантанные певицы, ярмарочные танцовщицы. Когда приехали русские, то многие титулованные дворянки стали манекенщицами.

В то время профессия манекенщицы не была немой, как сейчас. Девушки всегда должны были говорить с клиентом, демонстрировать манеры, знание языков. Таких показов как сейчас — дефиле на подиуме — не существовало, показы проводились в салонах. Приходила клиентка, и специально для нее устраивали демонстрацию нарядов. Обычно такие показы происходили дважды в день, это была тяжелая работа.

Существовали разные разряды манекенщиц: кабинны(салонные) и звезды — светские — те, которые выходили на балы, вечера, коктейли, где их фотографировали и любовались.

Конечно, красивые, образованные, утонченные, понимающие в моде русские аристократки прекрасно справлялись с этой работой, и бонусом — поднимали престиж модных домов, на которые они работали!

Манекенщицы модного дома

Почин положила княгиня Мария Эристова, фрейлина императрицы Александры Федоровны. Мэри и ее сестра Тамара, тоже красавица, в России находились в центре внимания петербургского общества. Николай ll, пораженный ее красотой, однажды заметил: «Грешно, княжна, быть такой красивой»! Мэри Эристова работала у Коко Шанель — хрупкая брюнетка Мэри олицетворяла тип красоты, модный в 20-х годах и подходивший к стилю Шанель тех лет.

Великая мадемуазель в те годы импонировала русским: сотрудничество с русскими аристократами для нее было и выгодно, и престижно: Великая княгиня Мария Романова выполняла вышивальные заказы дома Шанель, князь Александр Кутузов работал у нее управляющим, русские княгини и графини демонстрировали ее модели!

Еще одна знаменитая русская манекенщица — Натали Палей. Ее отцом был Великий князь Павел Александрович, сын императора Александра ll. Княжна-манекенщица начала работать в модном доме ITEB и в доме мод князя Юсупова. Её любили, ею восхищались и очаровывались, ей подражали, она была королевой русской моды. Все та же Коко Шанель рекомендовала Натали в модельный дом Люсьена Лелонга, который тоже не устоял перед изысканной красотой и грацией русской княжны. В 1927 году они обвенчались. Она стала лицом модного дома Люсьена Лелонга – её лицо не сходило с обложек лучших журналов, прекрасной княжне были посвящены духи фирмы Лелонг – «Elle…Elle», «Mon Image», «Indiskret».

Моделями были и княжны Нина и Мия Оболенские, девушки из знатнейшего княжеского рода Оболенских, уходящего своими корнями к Рюриковичам — первым правителям русских земель. От своей матери, кавказской княжны, девушки унаследовали редкую восточную красоту. Сёстры долго работали моделями в доме моды Поля Каре.

Практически ни один из русских модных домов не сохранился до нынешних времен. Они хорошо себя чувствовали, пока был интерес к белоэмигрантам, затем, после кризиса начала 30-х этот интерес стал спадать. Особенно после того, как в мае 1932 года русский эмигрант Горгулов застрелил президента Франции Поля Думера.

Постепенно дома, которыми владели в основном женщины, стали закрываться. Причины тому, кроме вполне объективных, крылись прежде всего в самих владелицах. Они далеки были от таких понятий, которыми сполна владели их французские коллеги по ремеслу: анализ и разработка рынка, отслеживание малейшего колебания спроса.

Хозяйками модных домов оставлено нам на память нечто большее, чем модные платья и оригинальные выкройки — пример достойного противостояния всем ударам судьбы, великодушия, способности сострадать ближнему и взаимопомощи. Такая наука никогда не бывает лишней, особенно для тех, кто родился в России.

Русская эмиграция и история модных домов Европы

Мало кто помнит, что репутацию Мекки мировой моды Парижу создавали русские. Изгнанные с родины революцией 1917 года, они придумали дома моды во Франции как способ выживания в эмиграции. А дома модисток, став сначала способом самоорганизации, а потом брендами, начали определять лицо французской модной индустрии.

Когда в 20-е годы прошлого века Париж превратился в центр русской эмиграции Франции, беженцы, а это, как правило, были люди либо состоятельные, либо интеллектуальные, старались воспроизвести свой успех, который им сопутствовал на Родине. Они открывали банки, фабрики и оптовые фирмы. Не сразу, но вписались в ресторанный бизнес. Выступали посредниками в торговле с СССР. Причём настолько успешно, что к 30-м годам русская колония в Париже стала частью его культуры. Здесь было открыто более 30 православных храмов. На русском языке до Второй мировой войны преподавание вели семь эмигрантских вузов. Также в Париже выходили две ежедневные русскоязычные газеты — «Последние новости» (тираж до 65 тысяч экземпляров) и «Возрождение» (до 33 тысяч). По степени влияния на русскоговорящую общину их вес был сопоставим с вечерними газетами французской столицы.

Однако самых серьёзных успехов эмигранты достигли там, где от них этого никто не ожидал, — в сфере моды. Известно ведь, что российский императорский двор подражал модным веяниям из Франции и Италии, заимствовал, часто просто калькировал их. Поэтому русских эмигрантов как конкурентов в моде никто не воспринимал. Да и занимались они ремеслом не особо престижным — вышиванием, росписью шляп, шалей, зонтиков и индивидуальным пошивом и ремонтом обуви. Поэтому когда в сердце богемного Парижа на улице Оперы открылся первый русский дом моды IRFE, его снисходительно не заметили. И зря. К середине 20-х годов в Париже было больше 25 русских домов моды, а IRFE — один из наиболее престижных. В него потянулась влиятельная клиентура — из Лондона, Берлина, Нью-Йорка.

IRFE — латинское сокращение двух имен — Ирина и Феликс. Хозяин дома — князь Феликс Юсупов, Ирина — его жена. Юсупов был известен Европе не только как политик и один из организаторов покушения на некогда «всемогущего Распутина», но и как мыслящий бизнесмен. В изгнании, проведя маркетинговые, как сказали бы сегодня, исследования, он заключил, что мода — тот бизнес, где можно неплохо заработать. И открыл не как все русские — банк, ресторан или обувную мастерскую, а дом моды, да ещё своего имени. На столь беспрецедентно «наглый» шаг не решались даже французы. Хотя вскоре — через неполный десяток лет — именные дома моды стали стандартом европейского мышления.

А тогда IRFE был как диковинная игрушка для очень богатых. Его стены были затянуты «вызывающим» для той эпохи серым цветом — символом «люмпенизированной» простоты и «революционного» мышления. На сером фоне броско смотрелась вывезенная из родового поместья в крымской Левадии барочная мебель красного дерева. Лицом своего дома Юсупов сделал красавицу-жену — Ирину Романову, выпускницу санкт-петербургского Института благородных девиц, куда за манерами приезжали в том числе отпрыски венценосных семей из Европы. Её одевали в восточном стиле (тюрбаны, длинные жемчуга), обыгрывая золотоордынскую фамилию мужа. Впрочем, этот стиль не покорил европейцев.

Фишкой IRFE стала ненавидимая эмигрантами русская революция. Поначалу Юсупов, ещё до Шанель, пытался ввести в моду «матроски», бело-голубую полоску как ткань для платья, пальто-бушлат и даже будёновки. Это было полное фиаско — модницы не желали рядиться, как «простолюдинки», хотя революцию «обожали». «Символом революции» они выбрали задворки коллекции одежды дома Юсуповых — кокошники, кички, меховые отделки накидок к вечерним платьям, делавшие туалеты похожими на боярскую одежду, а главное — косоворотки. Именно они покорили Париж, а потом мир. И по сей день косоворотки остаются трендом фэшн-индустрии. А тогда Юсуповы недоумевали: коллекцию старорусского костюма они как тест предлагали Парижу ещё до революции. Бесполезно. А теперь с заказами на косоворотки и меховые отделки пальто и платьев не справлялся не только их дом в Париже, но и его филиалы в Брюсселе и Чикаго.

Правда, успех Юсуповых был кратким — семь лет просуществовал их дом. Его «съели» конкуренты. В начале 30-х годов мода на всё русское была столь велика, что ведущие парижские дома — «Шанель», «Люсиль», «Поль Пуаре» и «Агнесс» — создавали целые коллекции а-ля рюс. И Юсуповы, делавшие ставку на эксклюзив, пали под натиском подделок. Но каких! Шапка-кокошник с трудно произносимыми для европейцев названием — «бабушкА» (ударение на последнее А) от «Шанель», косоворотка «мьюжик» от «Мартиаль и Арманд», воротники-меха для вечерних туалетов заполонили рынок. И разорили русский дом IRFE, делавший ставку на избранных.

Правда, многих русских эмигрантов эпидемия стиля а-ля рюс спасла от голода. Их кустарные изделия «из русского ателье» пользовались спросом у небогатой публики. Искусство рукоделия, обучение которому составляло часть воспитания русских девушек из аристократических семей, оказалось востребовано европейским рынком. Беженки-эмигрантки занимались модой на дому или в гостиницах, где жили. Вручную изготавливались детали интерьеров — абажуры, подушки, салфетки, драпировки. Так княгини и графини стали портнихами-надомницами — модистками. А офицеры бывшей Белой гвардии открывали мастерские по производству «художественной» обуви. Продукция тоже стала модной и демонстрировалась на международной выставке искусств в Гран Пале в 1925 году.

Правда, ремёсла были нелегальными. Лишь после 1922 года, когда нобелевский лауреат Фритьоф Нансен через Лигу Наций добился введения для изгнанных россиян «нансеновского паспорта», ситуация изменилась. Они получили статус политических беженцев, что дало возможность ателье и швейные мастерские легально переводить в статус домов моды. Они росли как грибы после дождя. «Шапка» — шляпный дом Марии Путятиной, свекрови великой княгини Марии Павловны.

Его успеху способствовало то, что манекенщицей «Шапки» была княгиня Трубецкая, потомок «декабристок», чей титул привлекал клиентов. Графиня Орлова-Давыдова открыла дом «Мод», где вручную вязали и шили шерстяные и шёлковые ткани (имитация парчи с русским, египетским, персидским и прочими орнаментами). Ведущие парижские дома заказывали у графини ткани для своих коллекций.

Дом «Имеди», где одевались дамы высшего света Европы и США, основала Анна Воронцова-Дашкова, урождённая грузинская княжна Чавчавадзе. Кстати, карьеру она начинала как манекенщица у Коко Шанель. Другой её моделью была праправнучка поэта Жуковского графиня Мария Белевская, олицетворявшая в глазах французов тип русской дворянки. Манекенщицей русского дома моды Mieb, основанного бывшей фрейлиной императрицы Александры Федоровны Бети Буззард, была Софья Носович. Она прославилась тем, что воевала против большевиков в Белой гвардии, была взята в плен, приговорена к расстрелу, но бежала. В гитлеровскую оккупацию она участвовала в движении «Сопротивление».

Владелицей другого русского дома моды — «Арданс» — была русская баронесса с греческими корнями Евгения Кастидис. «Арданс» она сохранила в истории тем, что его торговой маркой сделала цвет. Выбор пал на сиреневый. Сиреневыми разных оттенков были платья, пальто, обувь, сумки, зонты, кружево. На показах всем дарили букетики фиалок. Стратегия оказалась успешной: «Арданс» установил рекорд долгожительства среди русских домов, просуществовав больше тридцати лет. А сиреневый цвет наряду с молочно-белым или «новым бежевым», который в моду тоже ввёл «Арданс», стал цветом французского Прованса, не только как региона, но и стиля в домашнем дизайне.

Ну и, наконец, самый громкий русский дом ITEB. Если прочесть название наоборот, то получится имя его хозяйки — Beti. Её имя стало нарицательным в мире французской индустрии потребления. Если французы в 20–30-е годы шли в русский дом моды, они шутили: «Иду к дочери заведующего царскими конюшнями». Так они посмеивались над собой и легендами о том, что каждая русская модистка была либо фрейлиной императрицы, либо бывшей балериной Мариинского или Большого театров, либо, на худой конец, как Бети, «дочерью заведующего царскими конюшнями».

А спрос на ITEB был оглушительным. Его фирменный почерк — чёрно-белые сочетания и склонность к заимствованию. Эта самая склонность привела хозяйку дома к дерзкой мысли выпустить духи в таком же флаконе, в какой разливали «Шанель №5». Но духи не пошли. Зато сегодня пустой ITEBовский флакон у коллекционеров стоит от тысячи евро. Кстати, теперь в особняке, где когда-то творил ITEB, расположилась известная косметическая фирма «Л’Ореаль». Ведь русские дома моды в Париже свою историю завершили в 1940-м. А после войны кто уехал в США, кого поглотили французские дома моды.

Так россияне-эмигранты — дворяне, купцы, офицеры, учёные, художники и модельеры — достигли успеха в сфере модельного бизнеса и оказали влияние на развитие французской и мировой моды, оставив в ней заметный русский след.

Как русские красавицы покоряли мир парижской моды: три легенды подиумов от-кутюр

История моды была бы совсем иной, если бы не революция – и не толпы бывших россиянок, которым срочно пришлось зарабатывать на жизнь в чужом краю. Задолго до Натальи Водяновой они покорили модные подиумы и журналы, положив начало позитивному стереотипу о русской женщине как о красавице. Многое из того, что сейчас стало каноном модных дефиле – находки беженок от революции.

Ходить по половичке

Нередко прогресс толкает вперёд большая беда. С миром моды произошло то же самое. Два события начала двадцатого века серьёзно повлияли на него. Геноцид армян в Турции в 1915 году – благодаря беженкам из Армении появилась модная империя Эльзы Скиапарелли, которая ввела в классику одежды свитера, трикотаж, контрастные молнии на спортивных костюмах и многое другое.

До двадцатого века мир высокой моды был миром, где наряды шили только на заказ. Переломить тенденцию смогла французская кутюрье Жанна Пакен. Она стала продавать дорогие уже готовые платья через универмаги и придумала концепцию модного дефиле. Собственно говоря, в нём назрела острая необходимость. В Европе царил стиль ар-нуво, наряды стали очень причудливы по покрою, и многие дамы не понимали, как такие платья будут сидеть на них и как в этих платьях держаться.

Одной из причин, по которой Пакен прибегала к дефиле, была также конкуренция. Модницы пищали от платьев Пуаре, с юбками, зауженными у щиколоток. Силуэт придавал даме вид статуэтки. Однако двигаться в таких нарядах было непросто. Даже походка изменялась – женщине приходилось мелко семенить. Пакен разработала платья такого же силуэта, но не стесняющие движение за счёт скрытых для стороннего наблюдателя складок. Дефиле помогли ей продемонстрировать их удобство.

Но для дефиле нельзя было взять и нарядить случайную женщину. Представительницы разных сословий и классов серьёзно отличались в манере держаться. Дамы, готовые выкладывать серьёзные суммы за предложенные кутюрье наряды, не могли ассоциировать себя со швеями, прачками, цветочницами и другими милыми молодыми особами – но с совершенно иной осанкой и походкой.

Вопрос поиска и обучения манекенщиц некоторое время был постоянной головной болью для тех модельеров, что делали ставку на готовые платья, пока октябрьская революция его не разрешила. Париж наполнился молодыми девушками со внешностью и манерами барышень и дам из лучших семей Парижа, но притом готовых за совсем небольшие деньги изображать из себя ходячий манекен. Имена многих из них вошли в историю.

Манекенщицы из России знали о жизни и эстетических представлениях клиенток кутюрье куда больше, чем сами кутюрье. Они внесли в процесс дефиле ряд профессиональных приёмов, например, стали ходить «по половице» — именно так традиционно обучали барышень ходить в России. При такой походке ноги ставятся не параллельно, а словно одна за другую.

Отстранённый мечтательный взгляд в никуда соответствовал моде начала двадцатого века и к тому же помогал модели не выглядеть рыночным зазывалой. Возможно, с эмигрантками из России в модельном мире появилась и худоба – многие из них недоедали. Поскольку манеры помогали им при этом выглядеть утончённое, и не измождённо, то склонность выбирать в модели скорее худеньких барышень закрепилась в мире от-кутюр, а в шестидесятые превратилась в гротеск.

Можно ли внучке российского императора замуж по любви?

Двоюродная сестра Николая II по отцу, Наталья Павловна Палей фамилию Романовых не получила: брак её отца был морганатическим. В первый раз Великий князь Павел Александрович женился на греческой принцессе, но второй его избранницей стала женщина не просто незнатная, но ещё и разведённая. Скандал был большим, Павла Александровича лишили всех титулов и простили только через десять лет. Дети в этом браке – после полученного отцом прощения – получили титул князей Палей.

Как часто бывало со скандальными связями, родители Натальи долго жили за границей, во Франции. Именно там Наталья и родилась. Большую часть детства она провела в разных странах Европы, пока, наконец, не попала в Россию. В год революции ей исполнилось двенадцать лет. Её брат, князь Палей, был арестован и расстрелян вместе с её отцом. Матери удалось бежать в Финляндию вместе с двумя дочерьми. Кроме Натальи, ей пришлось заботиться об Ирине – двумя годами старше. Из Финляндии они перебрались во Францию.

Наталья Палей росла настоящей красавицей. Многие, описывая её, использовали слова «ослепительная». Умная, эрудированная, приятная и интересная в разговоре, плавающая в европейских реалиях как рыба в воде, она производила впечатление равно на соотечественников и французов. Неудивительно, что Наталья легко получила место манекенщицы.

Увы, пережитое сильно сказалось на Наталье и её сестре. Их было нелегко втянуть в разговор, лица их часто были печальны. Но характером обе оказались очень сильны. Натали даже пошла наперекор семье. От неё ждали, что она выйдет замуж за русского аристократа, как сделала её сестра. Натали, однако, сначала предпочла всякому замужеству яркую карьеру, а потом внезапно вышла замуж за кутюрье – Люсьена Лелонга.

Для французов всё выглядело так, будто беженке сказочно повезло – будучи никем, всего лишь манекенщицей, она вдруг отхватила себе в мужья главу модного дома. Но для русских брак был неравным по иной причине. Внучка императора – за портного?!

Палей надолго стала лицом дома Лелонг. Муж посвящал ей новые духи и коллекции . Брак этот для старшего поколения, однако, выглядел несчастным. Ведь вскоре у Натали появились, один за другим, яркие любовники. Кокто, Дали, Челищев, Лифарь, Ремарк. Надо думать, Лелонг тоже не отставал. Открытые браки как раз были в моде. Кстати, не только в Европе – в СССР их практиковали многие тоже.

Так и вышло. Палей, известная в США как Пэйли, прожила всю оставшуюся жизнь в Америке. Звездой кино она не стала, но карьеру модели успешно продолжила. Вышла замуж по дружбе за знакомого гомосексуала-кинопродюсера – такими браками тогда прикрывали репутацию многие. Дожила до семидесяти шести. Детей не заводила.

Из тех самых Ге

Родственница знаменитого художника Николая Ге родилась в Славянске в 1897 году. Её родители разошлись, когда она была совсем ребёнком, и воспитывал Ию отчим, Георгий Вуич. Она выросла в Санкт-Петербурге, но известия о революции застали её в Германии, где Ия находилась с матерью. До Парижа, на историческую родину далёких предков, она добралась в двадцать первом году и сразу отчаянно принялась искать работу: на руках у неё был маленький сын от только что распавшегося короткого брака с одним голландским предпринимателем.

Многие русские дворянки сами открывали ателье – шить учили каждую из них. Но доходы этих ателье были более, чем скромны. Ия по совету знакомого попытала счастье в одном из французских домов мод, но не задержалась. Можно только представить, чем она не угодила хозяину-мужчине – но следующий кастинг она предпочла пройти в доме моды, которым заправляли женщины.

Новое в блогах

Сообщество «Война, политика, идеология, патриотизм»

Русские красавицы эмиграции и русский стиль в изгнании

Наши русские красавицы-эмигрантки не придумали модельный бизнес. Он и до этого существовал в Европе. Но именно они стали эталоном красоты, изящества и вкуса. Они придали модельному бизнесу шарм и гламур. Ими восхищалась Франция. Вот только об этом не очень любят вспоминать профильные русофобы, которым так и хочется, чтобы образ русской женщины продолжал ассоциироваться с толстыми и безвкусно одетыми совковыми колхозницами. Но одного только примера – топ-моделей русских красавиц, оказавшихся после кагалореволюции в 1917 году на чужбине, достаточно, чтобы развеять в пух и прах этот подложный миф.

Нина Твердая, манекенщица дома “Арданс” и одна из финалисток конкурса “Мисс Россия” в 1930 г. в Париже, в черном платье из джерси.

Благодаря представительницам русской эмиграции в мире радикально изменилось представление о манекенщицах и та роль, которую они играют в мире моды и в обществе в целом. До этого момента быть манекенщицей считалось занятием сомнительным, едва ли не неприличным. Первые школы моделей возникли в Англии и лишь потом – во Франции. При наборе в школу предпочтение отдавали девушкам-танцовщицам, умевшим красиво двигаться. В 30-е годы XX века профессия манекенщицы становится престижной, а лучшие модели – почти такими же известными, как кинозвезды. В то время в каждом Доме моды работали от трех до восьми постоянных манекенщиц. Во Франции особенно ценились русские эмигрантки-аристократки: они обладали прекрасной осанкой и умели с достоинством ходить. Ими восхищался весь Париж. Русские манекенщицы стали эталоном изящества и вкуса. Самой красивой женщиной Парижа и лучшей фотомоделью считалась Натали Лелонг (до замужества Палей), дочь великого князя Павла Александровича. Ее портреты были главным украшением журнала Vogue.

Русские эмигрантки, блестящие светские красавицы и представительницы аристократических семей, которые вынуждены были зарабатывать на жизнь, стали первыми топ-моделями домов Ланвен, Шанель, Пуаре и др. Публика была поражена их элегантностью, рафинированностью, знанием языков и аристократизмом. Они подняли представление о манекенщицах на совершенно новую высоту и сделали роль модели очень значительной, каковой она и продолжает оставаться по сей день.

Именно с 1920-х гг. быть моделью стало престижно и модно, и именно русские подарили миру эту профессию в ее современном качестве. Русские красавицы имели грандиозный успех в мире. Начиная с 1928-го года, в Париже был организован конкурс “Мисс Россия”. В том же 1928 г. титул “Мисс Нью-Йорк” получила русская красавица Валентина Кашубо, бывшая дягилевская балерина. На конкурсах красоты, проходивших в эти годы в Берлине, Гамбурге, Лондоне и других городах, очень часто победительницами становились русские красавицы.

. пока в СССР мода целенаправленно искоренялась и была лишена всяких возможностей развития, весь мир в 1920-е гг. переживал бум русского стиля. Русский стиль бурно развивался, но шел не из России, а, наоборот, с Запада. В первую очередь это связано с массовой русской эмиграцией, которая принесла на Запад свои традиции, элементы костюма и мастерство их изготовления.

Стамбул, середина 30-х годов. Реклама русского шляпного ателье “Мод Ольга” из турецкого журнала “Мода”

Уже после 1920-го г., на первой остановке русского беженства, в Константинополе, стали открываться профессиональные и полупрофессиональные ателье русской моды. Сохранились объявления того времени об открытии меховых ателье московских и петербургских меховщиков, шляпные мастерские и др. Открывались также т.н. “магазины взаимопомощи”, т.е. комиссионные магазины.

Появление русских женщин на Востоке произвело фурор, поскольку мусульманский Восток того времени прятал женщину под паранджой и чадрой. Русские женщины подарили Оттоманской империи моду на платья, короткие стрижки и открытое лицо. В эту же пору впервые распространилась мода на загар.

Вена, 1924 г. Русские танцовщики-эмигранты в “Русской пляске” в костюмах работы Г. Пожедоева

Загар как таковой, разумеется, не был русским изобретением. Однако именно благодаря нему появилась такая популярнейшая до сих пор во всем мире косметическая процедура, как пилинг. Московский косметолог Анна Пегова, прибыв в Константинополь, обгорела на солнце настолько сильно, что кожа сходила с ее лица пластами. Увидев, что это дает заметный омолаживающий эффект, она запатентовала способ пилинга и до сих пор пилинг является патентом Анны Пеговой.

Эмигранты первой волны, для того чтобы заинтересовать общество своими изделиями, стали проводить выставки кустарного творчества. Женщины-эмигрантки делали всевозможные изделия – вышитые скатерти, рубахи, деревянные бусы, портсигары и многое другое, и продавали на таких выставках. Поскольку это были изделия высокого качества и отмеченные тонким вкусом, люди в Европе стали интересоваться русским стилем и изделиями русской работы.

Русские дамы, поселившиеся за границей, выбрали для себя сарафан, душегрею и кокошник в качестве парадной одежды для праздников и выходов, что, несомненно, также способствовало популяризации русского стиля.

Париж, 1922 г. Зимние пальто в русском стиле домов “Уорт”, “Шанель”, “Женни”. Рисунок из французского журнала “Искусство и мода”

Русский стиль в одежде выражался, в первую очередь, в косой застежке, а также в вышивках и отделках, имитировавших русский народный орнамент. Вообще русский костюм и, в особенности, головной убор в виде кокошника, вызывал большой интерес. 1920-е гг. стали триумфом головных уборов на основе кокошника. После 1920-го г. в моду входят головной убор ярко-красного цвета, напоминающий по форме кокошник; трикотаж с вышивкой или вывязанным жаккардом в стиле русского орнамента. Еще одной новинкой 1920-х гг. стали платья, расписанные анилиновыми красителями по шелку в стиле русского лубка. Вошедший в большую моду воротник-стойка так и назывался – “боярский воротник”. В верхней одежде русский стиль проявился в популярности длинных объемных пальто, обильно декорированных мехом, вышивкой и т.п.

На волне успеха русской темы в Европе стали открываться ателье и мастерские, работавшие исключительно в русском стиле, которые назывались увруарами (артелями) русских женщин. А после успеха этих ателье стали открываться и первые дома моды, работавшие только в русском фольклорном стиле. Например, дом русской моды “Поль Каре” открыла в Лондоне, а затем и в Париже княгиня Лобанова-Ростовская.

Париж, 1925 г. “Прелестные вышивки Китмира”. Рисунок из журнала “Жардан де мод”

Русской прерогативой на Западе стала очень модная в тот период вышивка бисером. Крупнейшим домом русской моды, открывшимся в Париже, был дом “Итеб” – сегодня в том помещении, где располагался этот дом, находится известная косметическая фирма Л’Ореаль. Ирина и Феликс Юсуповы открыли в Париже модный дом “Ирфе”. Дом русской вышивки “Китмир”, славившийся высочайшим качеством работы, был основан княгиней Романовой, племянницей последнего российского императора. Например, все вещи Шанель в 1920-е гг. вышивались именно в доме “Китмир”. Сейчас трудно подсчитать точно, сколько всего русских домов моды было открыто на Западе, но, например, только в Париже их было более 20-ти.

Говоря о русских дизайнерах, оказавших заметное влияние на эстетику этого времени, нельзя не упомянуть имени Сони Делоне. Будучи по происхождению еврейкой из Полтавы, она вышла замуж за французского художника Делоне, принадлежавшего к авангардному направлению. Во Франции Соня Делоне стала исключительно популярным иллюстратором моды и создателем дизайнов текстиля. Ей принадлежит заслуга разработки в текстиле абстрактно-конструктивистской темы, инспирированной творчеством Малевича и Кандинского.

США. 1925 г. Обложка журнала “Вог” с рекламой “оптического платья” от Сони Делоне

Первым западным модельером после Поля Пуаре, ставшим использовать русскую тему в своем творчестве, была француженка Жанна Ланвен. В сезоне 1922 – 1923 гг. она создала коллекцию рубашек и блузок на русскую тему. Сам Поль Пуаре также продолжал разрабатывать русскую тему и в 1920-е гг. Влияния русского стиля не избежал и дом Ворта, основоположника высокой моды – в коллекциях этих лет, например, присутствуют головные уборы, совершенно явственно навеянные формой русского кокошника. Кокошники стали распространенным аксессуаром вечерних костюмов.

Стилизванный русский костюм часто выбирали себе эстрадные актрисы для выступлений. Успех русского стиля был настолько грандиозен, что даже английская королева Мэри выходила замуж в кокошнике и платье прямого покроя, т.к. эта тема “Царевна-лебедь” была очень актуальной.

В 1920-е г. происходит очень существенное для всего женского силуэта событие – в обиход входит лифчик. После того, как корсеты ушли в небытие вместе с Первой мировой войной, был непродолжительный период, когда грудь ничем не поддерживалась, который и окончился в 1920-е гг. распространением лифчиков.

1926 г. Модели дома “Итеб”. Рисунки из журнала “Пари-элегант”

Впервые лифчик был запатентован в 1903 г. под названием “бюстодержатель”, но в тот момент не получил признания и распространения, поскольку тогда носили корсеты, и он попросту не был нужен. Впервые лифчики реально используются в 1910 г. в костюмах Бакста к постановке “Шехерезады”.

Таким образом, лифчик является еще одним русским изобретением, которое стало неотъемлемой частью жизни во всех странах мира. Лифчики той поры были мягкими, они никогда не поднимали грудь, а только поддерживали ее. Тогда в моде была женская фигура без особо женственных форм. Пышная грудь не была актуальной, идеалом красоты того времени считалась женская фигура “ле гарсон”, т.е. мальчикоподобная.

1920-е гг. были периодом очень большого успеха русских актрис в Голливуде – пока кино было немым, определяющими были внешние данные и актерский талант, а акцент не имел никакого значения.

Натали Палей – руская топ-модель

Одним из самых известных в ту пору был Дом моды «Ирфе», основанный княжеской четой самых богатых людей России князем Феликсом и княгиней Ириной Юсуповыми. Другим известным Домом
моды считался «Итеб». Это название было составлено из прочитанного наоборот имени хозяйки, баронессы Бетти Гойнинген-Гюне, в первом браке баронессы Врангель.
Русские красавицы в 1920-е годы славились белизной кожи, голубизной глаз, высокими скулами и темными волосами. Особенно заметной тогда была красота княгини Мэри Эристовой, княжны
Мии Оболенской, Теи Бобриковой и графини Елизаветы Граббе. А вот мода на блондинок пришла лишь после 1929-го года, когда востребованной стала красота княжны Натали Палей, Людмилы Федосеевой, Лидии Ротванд,виконтессы Жени де Кастекс.

Людмила Федосеева

30-е гг. Русские топ-модели успешно конкурировали с топ-моделями Третьего Рейха. Именно тогда взошла звезда Людмилы (Люд) Федосеевой, самой высокооплачиваемой фотомодели 30-х годов. Её судьба во многом типична для моделей как той поры, так и последующих времен. «Открыл» её известный в те годы фотограф Хорст, работы которого с Людмилой сначала очень не понравились владельцу «Вог» Конде Насту. Через некоторое время последний, что называется, проникся и даже собрался жениться на Федосеевой. Она продолжала пользоваться большим успехом и в годы немецкой оккупации Франции. Накануне освобождения Парижа уехала в Аргентину, а вернувшись, осталась без работы и былой славы. Не исключено, что французы не простили ей, как и Коко Шанель, «близости» с фашистами. И в 50-е гг. бывшая звезда подиума и глянцевых журналов работала сначала клерком в одной из авиакомпаний, а затем кастеляншей в эмигрантском доме для престарелых.
Вполне возможно, впрочем, что прошлое Люды Федосеевой здесь не при чём и она попросту оказалась жертвой изменчивой моды. Вообще, издержки профессии фотомодели и манекенщицы были одинаковы что тогда, что сейчас. Главная из них – век модели, как известно, очень недолог. В наши дни многие из них начинают карьеру в 13–15 лет, а к 25 годам большинство уже выходит в тираж. В 20–30-е гг. прошлого века подобной «акселерации» не наблюдалось. Тем не менее большинство манекенщиц завершали свою карьеру в 30–35 лет. И единственным выходом для них (как и для нынешних звезд подиума) становился удачный брак.

Русская модель парижского журнала мод 30-х годов.

РУССКАЯ ЭМИГРАЦИЯ

В современной исторической науке сложилась общепринятая периодизация, включающая в себя дореволюционную, послереволюционную (после 1917 г.), именуемую «первой» волной; послевоенную, именуемую «второй» волной эмиграции; «третью» в рамках периода 1960- 1980-х гг.; и «четвертую» – современную (после 1991 г.) волну, совпадающую с постсоветским периодом истории нашей страны. Вместе с тем, ряд отечественных исследователей придерживаются иной точки зрения на проблему периодизации. В первую очередь, среди историков-американистов принято считать в качестве первой волны массовую дореволюционную эмиграцию за океан, преимущественно трудовую.

Русская эмиграция в XIX – начале XX в.

Потоки русских эмигрантов на протяжении XIX – XX вв. носят непостоянный, пульсирующий характер, и тесно связаны с особенностями политического и экономического развития России. Но, если в начале XIX в. эмигрировали отдельные личности, то уже с середины века мы можем наблюдать определенные закономерности. Наиболее значимыми компонентами дореволюционного миграционного потока из России во второй половине XIX-начале XX в., определившими лицо российского зарубежья дореволюционной эпохи, стала политическая, революционная эмиграция в Европу, складывающаяся вокруг университетских центров, трудовая миграция в США и национальная (с элементами религиозной) эмиграция. В 1870-1880-е годы российские эмигрантские центры сформировались в большинстве стран Западной Европы, США, Японии. Российские трудовые мигранты внесли свой вклад в колонизацию Нового света (США, Канада, Бразилия и Аргентина) и Дальнего Востока за пределами России (Китай). В 80-е гг. XIX в. к ним прибавились многочисленные представители национальной эмиграции из России: евреи, поляки, финны, литовцы, латыши, эстонцы. Достаточно многочисленная группа российской интеллигенции навсегда покинула родину после событий революции 1905 г. По сведениям официальной статистики в период с 1828 г. до начала Первой мировой войны количество россиян, покинувших империю, составило 4,5 миллиона человек.

«Первая» волна.

Революционные события 1917 года и последовавшая за ними Гражданская война привели к появлению большого числа беженцев из России. Точных данных о численности покинувших тогда родину не существует. Традиционно (с 1920–х годов) считалось, что в эмиграции находилось около 2 млн. наших соотечественников. Следует отметить, что массовый отток эмигрантов шел до середины 1920-х годов, затем он прекратился. Географически эта эмиграция из России была, прежде всего, направлена в страны Западной Европы. Основными центрами русской эмиграции первой волны стали Париж, Берлин, Прага, Белград, София. Значительная часть эмигрантов оседала также в Харбине. В США изобретатели и ученые И.И. Сикорский, В.Н. Ипатьев и другие смогли реализовать свои выдающиеся таланты. «Русским подарком Америке» называли изобретателя телевидения В.К. Зворыкина. Эмиграция первой волны представляет собой уникальное явление, поскольку большая часть эмигрантов (85-90 %) не вернулась впоследствии в Россию и не интегрировалась в общество страны проживания. Отдельно стоит сказать об известной акции советского правительства 1922 года: два знаменитых “философских парохода” доставили из Петрограда в Германию (Штеттин) около 50 выдающихся российских гуманитариев (вместе с членами их семей — примерно 115 человек). После декрета РСФСР 1921 г. о лишении их гражданства, подтвержденного и дополненного в 1924 г., дверь в Россию для них была навсегда закрыта. Но большинство из них были уверены в скором возвращении на родину и стремились сохранить язык, культуру, традиции, бытовой уклад. Интеллигенция составляла не более трети потока, но именно она составила славу Русского Зарубежья. Послереволюционная эмиграция претендовала достаточно успешно на роль главного носителя образа России в мире, идеологическое и культурное противостояние российского зарубежья и СССР в течении многих десятилетий обеспечивало такое восприятие эмиграции значительной частью российского зарубежного и иностранного сообщества.

Кроме Белой эмиграции, на первое пореволюционное десятилетие пришлись также фрагменты этнической (и, одновременно, религиозной) эмиграции – еврейской (около 100 000, почти все в Палестину) и немецкой (порядка 20-25 тысяч человек), а самый массовый вид эмиграции – трудовой, столь характерный для России до Первой мировой войны, после 1917 г. был прекращен.

«Вторая» волна.

Совершенно иной по сравнению с послереволюционной эмиграцией социальный срез представляли собой вынужденные эмигранты из СССР эпохи Второй мировой войны. Это жители Советского Союза и аннексированных территорий, которые в результате Второй мировой войны по тем или иным причинам покинули Советский Союз. Среди них были военнопленные, коллаборанты. Для того чтобы избежать насильственной репатриации и получить статус беженца, некоторые советские граждане меняли документы и фамилии, скрывая свое происхождение. В совокупности, общая численность советских граждан, находящихся за пределами СССР, составила около 7 миллионов человек. Их судьба решалась на Ялтинской конференции 1945 г., и по требованию Советского Союза они должны были вернуться на родину. На протяжении нескольких лет большие группы перемещенных лиц жили в специальных лагерях в американской, британской и французской зонах оккупации; в большинстве случаев их отправляли обратно в СССР. Более того, союзники передавали советской стороне бывших россиян, оказавшихся на противоположной стороне фронта (как, например, несколько тысяч казаков в Лиенце в 1945 г., оказавшихся в английской зоне оккупации). В СССР их репрессировали.

Не менее 300 тысяч перемещенных лиц так и не вернулись на родину. Основная часть тех, кто избежал возвращения в Советский Союз, или бежал от советских войск из Восточной и Юго-Восточной Европы, отправилась в Соединенные Штаты и в Латинскую Америку. Большое количество ученых уехали именно в США — им помогал, в частности, знаменитый Толстовский фонд, созданный Александрой Львовной Толстой. А многие из тех, кого международные власти относили к категории коллаборантов, уехали в Латинскую Америку. Менталитет этих людей в массе своей значительно отличался от русских эмигрантов «первой» волны, в основном они опасались репрессий. С одной стороны произошло определенное сближение между ними, но слияния в единое целое так и не произошло.

«Третья» волна.

Третья волна российской эмиграции пришлась на эпоху «Холодной войны». Диссидентское движение и холодная война стали причиной того, что многие люди добровольно покидали страну, хотя всё довольно сильно ограничивалось властями. В общей сложности эта волна вовлекла более 500 тысяч человек. Ее этнический состав формировали не только евреи и немцы, которых было большинство, но и представители других народов, имеющих собственную государственность (греки, поляки, финны, испанцы). Также среди них были те, кто бежал из Советского Союза во время командировок или турпоездок или был принудительно выслан из страны, т.н. «невозвращенцы». Именно так бежали: выдающийся солист балета М. Барышников, и хоккеист А. Могильный. Особо следует выделить подписание СССР Хельсинкского акта в 1975 г. Именно с этого момента у граждан Советского Союза появились правовые основания покинуть страну, обосновывая это не семейными или этническими мотивами. В отличие от эмигрантов первой и второй волн, представители третьей выезжали на законных основаниях, не являлись преступниками в глазах советского государства и могли переписываться и перезваниваться с родными и друзьями. Однако неукоснительно соблюдался принцип: человек, добровольно покинувший СССР, впоследствии не мог приехать даже на похороны самых близких родственников. Важным стимулом для многих советских граждан, уезжавших в США в 1970-1990-е годы, стал миф о «великой американской мечте». В массовой культуре за такой эмиграцией закрепилось ироничное название «колбасной», но были и в ней и представители интеллигенции. Среди наиболее ярких ее представителей – И. Бродский, В Аксенов, Н. Коржавин, А. Синявский, Б. Парамонов, Ф. Горенштейн, В. Максимов, А. Зиновьев, В. Некрасов, С. Давлатов. Кроме того, в третью волну эмиграции вошли видные диссиденты того времени, прежде всего, А.И. Солженицын. Деятели третьей волны много сил и времени уделяли тому, чтобы через издательства, альманахи, журналы, которыми они руководили, выражать различные, не имевшие права на выражение в СССР, точки зрения на прошлое, настоящее и будущее России.

«Четвертая» волна.

Последний, четвертый этап эмиграции связывается с политикой «Перестройки» в СССР и вступлением в 1986 г. в силу новых правил выезда, существенно упрощающих процедуру эмиграции (Постановление Совмина СССР от 28.08.1986 № 1064), а также принятием закона «О порядке выезда из СССР и въезда в СССР граждан СССР», вступившего в силу 1 января 1993 г. В отличие от всех трех предыдущих эмиграций четвертая не имела (и не имеет) никаких внутренних ограничений со стороны советского, а впоследствии — российского правительства. За период с 1990 по 2000 г. только из России выехало примерно 1,1 млн человек, из них не только представители разных этнических групп, но и русского населения. Этот миграционный поток имел четкую географическую составляющую: от 90 до 95% всех мигрантов направлялись в Германию, Израиль и США. Такое направление задавалось наличием щедрых репатриационных программ в первых двух странах и программ по приему беженцев и ученых из бывшего СССР в последней. В отличие от советского периода, люди больше не сжигали за собой мосты. Многих вообще можно называть эмигрантами с натяжкой, поскольку они планируют вернуться или живут “на два дома”. Другой особенностью последней эмиграции является отсутствие каких-либо заметных попыток с ее стороны к политической деятельности в отношении страны исхода, в отличие от предыдущих волн.

Во второй половине 1990-начале 2000-х годов наблюдался процесс реэмиграции в Российскую Федерацию ученых и специалистов, покинувших родину ранее.

В 2000-х годах начался новый этап истории российской эмиграции. В настоящее время это преимущественно экономическая эмиграция, которая подчиняется общемировым тенденциям и регулируется законами тех стран, которые принимают мигрантов. Политическая составляющая особенной роли уже не играет. В общей сложности число эмигрантов из России с 2003 по настоящее время превысило 500 тысяч человек.

Русские Шанхай, Белград и Париж. Пять историй белоэмигрантов

Из четырех волн русской эмиграции самой большой была первая — белая эмиграция, с 1917 по 1923 год страну покинуло около двух миллионов человек. У массового исхода было три основных направления: с юга России — через Константинополь в Югославию и Болгарию вместе с армией генерала Врангеля, с востока — с армией адмирала Колчака в Китай и Австралию и с запада, где часть населения невольно оказалась в эмиграции из-за изменения государственных границ страны (Финляндия, Польша, Прибалтика).

Среди эмигрантов были представители творческой интеллигенции и аристократии, предприниматели, рабочие и крестьяне и, конечно, военные. О военнослужащих, покинувших страну, и о том, как сложилась их жизнь в эмиграции, — в совместном материале mos.ru и агентства «Мосгортур».

Подполковник Леонид Сейфулин: Дальний Восток — Китай — Австралия

Выпускник Хабаровского кадетского корпуса и Александровского военного училища Леонид Сейфулин отправился на поля сражений Первой мировой войны совсем юным — в 1914-м ему шел 21-й год. Домой на Дальний Восток он вернулся с орденом Святого Георгия 4-й степени и несколькими тяжелыми ранениями. Во время Гражданской войны Сейфулин сражался в Особом стрелковом полку на Восточном фронте, а чуть позже его пригласили воспитателем в Хабаровский кадетский корпус, в составе которого в 1923 году он эмигрировал в Китай вместе с беременной женой.

В Шанхае он продолжил работать офицером-воспитателем. Сейфулин активно участвовал в общественной жизни русских переселенцев: вступил в пехотную секцию, в ревизионную комиссию Союза служивших в Российской армии и флоте, принимал участие в деятельности Офицерского собрания в Шанхае, был казначеем и секретарем Союза русских военных инвалидов, стал редактором журналов «Кстати» и «Друг инвалида».

В 1949 году, когда в Китае началась гражданская война и в Шанхай пришли коммунисты, Сейфулин вместе с семьей выехал из города в один из лагерей для беженцев на филиппинском острове Тубабао. Несколько тысяч переселенцев из Китая прожили там почти три года, ожидая, пока США и Австралия разрешат им въезд. Зимой 1951-го Сейфулины приехали в Сидней. Леонид Владимирович быстро освоился в новых условиях — занялся созданием архива русской эмиграции в Австралии, который передал в местный университет, писал статьи в военные журналы. В 1986 году Леонид Сейфулин умер в Сиднее, а его портрет, написанный одним из его учеников-кадет, и некоторые награды передала в фонд Дома русского зарубежья его дочь.

Генерал-майор Николай Штакельберг: Санкт-Петербург — Польша — Австралия

22-летний барон Николай Штакельберг после окончания в 1892 году Санкт-Петербургского пехотного юнкерского училища был определен подпоручиком в лейб-гвардии Кексгольмский полк, дислоцировавшийся в Варшаве. В 1914 году, перед тем как отправиться на Первую мировую, Николай Иванович принял приглашение на чай от матери своего друга Владимира Витковского.

«После чая Варвара Михайловна позвала к себе своего сына и меня и благословила нас крестиком и через голову повесила нам на шеи на шелковой ленточке ладанку и просила нас за все время войны это не снимать и всегда носить при себе. Мы обещали… Из 72 офицеров, вышедших с полком на войну, вернулись невредимыми только мы двое…» — писал в воспоминаниях Штакельберг.

Действительно, в первые годы сражений большая часть солдатского и офицерского состава лейб-гвардии Кексгольмского полка погибла или попала в плен в Восточную Пруссию. И только два офицера, Штакельберг, ставший в 1916 году командиром полка, и Витковский, находясь под обстрелами и сражаясь со всеми наравне, не получили ни одного ранения. Счастливые крестик и ладанку Штакельберг хранил всю жизнь.

За время стояния полка в Варшаве барон обзавелся семьей, вместе с которой после окончания Гражданской войны эмигрировал в Польшу. Во время Второй мировой, когда советская армия двинулась освобождать Польшу, представителям русской эмиграции пришлось спасаться бегством — никому не хотелось возвращаться на родину и нести наказание за отъезд из страны. Оставляя дома и личные вещи, эмигранты с семьями через лагеря Ди-Пи, созданные для беженцев в Европе, получали «распределения» по странам. Этот путь прошла и семья Штакельберга — в 1940-е она эмигрировала в Австралию. Николай Иванович умер в Мельбурне в 1956 году, а несколько сохранившихся его наград остались потомкам — внук Штакельберга Николай Николаевич Якубовский и сейчас живет с семьей в Австралии. Семейные реликвии — ладанка и крест, спасшие Николая Штакельберга на войне, сегодня хранятся в Доме русского зарубежья.

Полковник Александр Линицкий: Украина — Югославия — США

Он родился на Украине, учился в Сумском кадетском корпусе и собирался стать военным — как его отец, генерал-майор Александр Линицкий. В октябре 1914 года, сразу после окончания Николаевского кавалерийского училища в Петербурге, отправился на войну в составе Уланского Его Величества полка. С Первой мировой Александр Александрович вернулся в звании штабс-ротмистра, во время Гражданской стал полковником. Участник Корниловского выступления, после Октябрьского переворота он оказался в белых войсках на юге России. В составе Русской армии он сражался под командованием генерала Врангеля, с войсками которого в ноябре 1920 года ушел из Крыма сначала в Галлиполи, а затем в Белград. В середине 1920-х Александр Александрович окончил инженерное отделение Белградского университета и стал работать на строительном предприятии.

Его отец, также участник Белого движения, тоже оказался в Югославии, пройдя собственный военный маршрут (Новороссийск — Лемнос — Галлиполи). Во время Второй мировой войны в семье произошел раскол: младший Линицкий с женой и дочерью эмигрировал в США, старший остался в Югославии.

В Сан-Франциско Александр Александрович принимал активное участие в жизни русских воинских организаций, был председателем Кадетского объединения и состоял в Обществе русских ветеранов Великой войны. Остаток жизни Линицкий провел в США и был похоронен в 1977 году на сербском кладбище в городе, ставшем ему третьим домом.

Полковник Владимир Звегинцов: Крым — Италия — Франция

Последний командир Кавалергардского полка Владимир Звегинцов получил образование в одном из самых престижных военных учебных заведений — Пажеском корпусе — и сразу попал в Кавалергардский полк. После участия в Первой мировой в 1918 году стал офицером Добровольческой армии и продолжил сражаться на полях Гражданской войны на юге России. Осенью 1920-го Владимир Владимирович вместе с женой, бывшей фрейлиной императрицы Александры Федоровны, и шестилетним сыном эвакуировался из Крыма. Прожив несколько лет в Италии, Звегинцовы переехали во Францию, где и обосновались.

В Париже Звегинцов со временем стал одним из лидеров объединения «Кавалергардская семья». В 1956 году его избрали секретарем совета старшин объединения, параллельно с этим он устроился редактором парижского издания «Вестник кавалергардской семьи». В эмиграции полковник написал книгу «Кавалергарды в великую и гражданскую войну», а сын Володя по примеру отца — полкового летописца тоже увлекся военной историей.

Младший Владимир Звегинцов получил высшее экономическое образование в швейцарской школе и работал в Париже в Международной торговой палате. В 1930-е годы Владимир Владимирович провел первое серьезное историческое исследование — сын полковника классифицировал 1200 русских военных песен. Звегинцов-младший написал множество статей и трудов по военной истории.

В 1990-е годы Владимир Владимирович несколько раз приезжал в Россию. Он умер в 1996-м и был похоронен в Париже на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа — там же, где и его отец.

Военный врач Александр Солонский: Севастополь — Югославия — Швейцария

Александр Солонский родился в 1882 году в небогатой мещанской семье в городе Боровичи Новгородской области. После учебы в Кронштадте в Военно-морской фельдшерской школе отправился служить на Балтийский флот на броненосце «Адмирал Ушаков». В 1900-м Солонский работал в морском госпитале фельдшером, а в 1904 году принял участие в обороне Порт-Артура в звании старшего лекарского помощника на броненосце «Полтава».

В 1909-м Александр Александрович, экстерном получив аттестат зрелости, поступил в Санкт-Петербургскую Военно-медицинскую академию. Студент делал большие успехи, предполагалось, что после окончания учебы он останется работать в академии. Этим планам помешала Первая мировая война. Солонский стал врачом на корабле, главной задачей которого был поиск и уничтожение мин в Балтийском море. В 1918 году Александра Александровича мобилизовали в Красную армию, а через два года он перешел на сторону белой. С войсками генерала Врангеля Солонский, взяв жену и дочь, эвакуировался в Севастополь, а оттуда в Югославию.

В Белграде он работал в амбулатории Российского общества Красного Креста, возглавлял детскую поликлинику. Солонский всегда любил детей: в 1929 году он руководил амбулаторией при детском доме, читал в университете лекции про детские заболевания, собирал деньги на рождественские елки для бедных. У Солонского лечилось все русское население Белграда.

В родном городе Боровичи Солонский побывал лишь однажды — в 1965 году. Примерно тогда же он переехал из Белграда в Женеву — поближе к дочери. Из жизни он ушел в возрасте 94 лет и был похоронен на кладбище Сен-Жорж.

Фильмы о моде и модельном бизнесе

Мода очень яркое явление, но хороших художественных и даже документальных фильмов о моде очень мало. Поэтому выход каждого нового фильма про моду мы ждем с особенным интересом. Фильм «Неоновый демон» (The Neon Demon) вышел летом 2016, но рассказать свои впечатления удалось только сейчас.

Фильм очень красивый и загадочный, в нем немало скрытого смысла, но «Неоновый демон» имеет мало общего с реальным миром моды. В модельном бизнесе нет такой жестокой конкуренции и ненависти, переходящей в убийства. Модельный бизнес изматывает девушек долгими кастингами, перелетами, бессонными ночами и напряженным графиком показов и съемок.

Самое главное – мир моды постоянно требует новые лица, и даже успешные топ-модели могут в какой-то момент оказаться без выгодных контрактов.

Еще в прошлом сезоне ты блистала на подиуме, а сейчас тебя приглашают только на вечеринки и в сомнительные проекты. Все твои обложки в мусорном ведре, а девочки в социальных сетях ставят лайки возле фотографий новых звезд мира моды. В этом заключается основная жестокость мира моды, но подобная история будет скучна для зрителя.

Чтобы зритель не заскучал, фильм «Неоновый демон» показывает мир моды, наполненный настоящей жестокостью и самыми темными проявлениями человеческой сущности. Настоящая жестокость вместе с красивой картинкой делают фильм ярким фэнтези, которое надо смотреть, как мрачную сказку для взрослых.

Фильм «Неоновый демон» однозначно надо добавить в коллекцию фильмов о моде, но лично мне он принес некоторое разочарование. В завершении привожу список самых известных фильмов о моде. Здесь не только художественные фильмы, но и документальные, которые показывают мир моды более правдиво.

Фильмы про моду и моделей

1. «Коко До Шанель» (Coco avant Chanel) , 2008 Франция, Бельгия

2. «Ив Сен-Лоран» (Yves Saint Laurent), 2013 Франция, Бельгия

3. «Кристиан Диор: человек-легенда» (Christian Dior. The Man behind the myth), 2005 Франция

4. «Марк Джейкобс и Луи Виттон» (Marc Jacobs & Louis Vuitton), 2007 Франция

5. «Валентино: Последний Император» (Valentino: The Last Emperor), 2008 США

6. «Секреты Лагерфельда» (Lagerfeld Confidential), 2007 Франция

7. «Диор и Я» (Dior & I), 2014 Франция

8. «Ив Сен Лоран: Сумасшедшая любовь» (L’amour fou), 2010 Франция

9. «Джиа» (Gia), 1998 США

10. «Верушка» (Veruschka – Die Inszenierung (m)eines K?rpers), 2005 Германия

11. «Топ-модель» (The Model) 2016 Дания

12. «Неоновый демон» (The Neon Demon) 2016 Франция, Дания, США

13. «Нараспашку» (Unzipped) 1995

14. «Сентябрьский выпуск» (The September Issue), 2009 США

15. «Vogue: Глазами редактора» (In Vogue: The Editor’s Eye), 2012 США

16. «Мадемуазель СИ» (Mademoiselle C), 2013 Франция

17. «Завтрак у Тиффани» (Breakfast at Tiffany’s), 1961 США

18. «Шопоголик» (Confessions of a Shopaholic), 2009 США

19. «Дьявол носит Прада» (The Devil Wears Prada), 2006 США, Франция

20. «Секс в большом городе» (Sex and the City), 1998-2004, 2008-2010 США

21. «Высокая мода» 1994 США

22. «Модная штучка» (After the Ball) 2014 Канада

23. «Фотоувеличение» (Blow-up), 1966 Великобритания, Италия, США

24. «Билл Каннингем: Нью-Йорк» (Bill Cunningham New York), 2010 США, Франция

25. «Месть от кутюр» 2015 Австралия

26. «Образцовый самец» (2001) «Образцовый самец 2» (2016). Обе серии фильма можно охарактеризовать – очень глупая и примитивная комедия.

27. «Забавная мордашка» (Funny face) 1957

28. «Цветок пустыни» (Desert flower) 2009

29. «Документальный фильм Тома Форда» (Visionaries: Inside the Creative Mind — Tom Ford) 2011

Есть и другие фильмы, особенно много документальных, но о них Милитта расскажет в следующих публикациях.